2 ГЛАВА
Госпожа, по-кошачьи бесшумно и мягко ступая, подошла к сидящему Овруду сзади и несколько мгновений молча смотрела на голый кожистый затылок.
– Я слышу ваш вопрос, Госпожа, – не обернувшись и даже не пошевелившись, негромко сказал Овруд. – Дела у нас не очень хороши.
– Надеюсь, ты действительно узнал о моём присутствии, потому что услышал мои мысли, а не потому, что почувствовал запах моего тела, – недовольно произнесла Госпожа. – Что там за проблемы?
– Элзу не удалось ничего из того, что мы от него ждали.
– Высморкайся, чтобы не жевать собственные сопли, – грубо посоветовала девушка. – Давай ближе к телу.
Овруд вздохнул и встал на ноги в полный рост.
– Отец девочки свернул в сторону. Он наотрез отказался участвовать в путешествии к Городу, ушёл куда-то вбок и увёл за собой дочь.
– И что твои агенты? – холодно спросила девушка. Тонкая вертикальная морщинка прочертила её межбровье.
Овруд развёл руками.
– Пока прилепились к ним под подходящим предлогом, но это не может продолжаться вечно. Рано или поздно мужчина и девочка постараются с ними расстаться – им, по всем признакам, никто не нужен. Сейчас они движутся к выходу на равнины, а мы не сможем там, где нет гор. Так что времени у нас очень мало – ещё немного, и нужные вам, Госпожа, люди окажутся вне пределов вашей досягаемости.
– Никогда бы не подумала, что ты у нас склонен к иронии, – ледяным тоном завершила разговор девушка и глубоко задумалась с напряжённым лицом.
– Под каким соусом Элз напросился им в попутчики? – наконец, спросила она.
– Сказал, что это необходимо в целях безопасности.
– А Элз не пытался их убедить, что в Городе ещё безопаснее?
Овруд молча покачал головой.
– Разговор был слишком напряжённый и эмоциональный. Этот Фарит почему-то очень против Города настроен.
Госпожа молчала и напряжённо думала ещё несколько секунд.
– По коням, – наконец, сказала она и с заблестевшими глазами неуловимым движением встряхнулась всем телом. – Поднимай всех, кто на этом участке. Всех.
Неожиданно Овруд замешкался.
– Госпожа, – с сомнением начал он. – Эти люди уже убили многих наших. Если мы за ними погонимся, они будут убивать опять, да и Элзу и Йойхо приходится убивать своих, чтобы заслужить доверие этих. Мы потеряем многих бойцов…
Девушка прервала пренебрежительным жестом.
– Плевать, – сказала она, – убьют этих – появятся другие. Такой швали всегда полно. По коням и быстро.
Они со слитным свинцовым гулом понеслись по долинам и проходам меж высящихся гор, словно тяжёлый селевой поток, горы оставались позади одна за другой, пейзажи менялись, проносясь мимо, а Горные всё неслись и неслись вперёд во главе со своей предводительницей, и столбы пыли, остающиеся вслед за ними, медленно оседали на изрытую копытами траву, и мрачное ослепляющее солнце блестело на безволосых черепах и заставляло равнодушные пустые глаза всадников светиться жёлтым, как ночные болотные огни, и их плащи и накидки развевались за ними вслед, девушка скакала впереди, она всё увеличивала и увеличивала скорость с каждым прыжком, беспрерывно раня бока лошади острыми шпорами на сапогах, она летела навстречу ветру с холодным и сосредоточенным лицом, чуть жмурясь от потока воздуха и наслаждаясь скоростью и предвкушением схватки, вот они пролетели небольшой лесочек и с ходу вымахнули на пригорок сразу после него, не сбавляя темпа, за пригорком промчались наискосок сквозь небольшой, поросший травой овражек и начали со всё тем же непрекращающимся грохотом копыт взбираться на пологий склон, кони хрипели и напрягали ходящие ходуном под тонкой шерсткой мускулы, роняя с оскаленных пастей хлопья белой пены, а склон всё уходил и уходил наверх, заслоняя перед ними половину неба, и на какой-то миг Овруду показалось, что склон так и уходит в небеса, так нигде и не кончаясь, и он открыл было рот, чтобы крикнуть что-то, сам не зная что, в спину девушке, упрямо гнущейся над лукой седла, понукая и понукая свою лошадь, но тут она в последний раз мелькнула впереди рукоятью меча, высящегося у неё за спиной, и вдруг исчезла из виду, и Овруд напрягся, с яростным криком тоже подстёгивая и подстёгивая своего коня, и склон вдруг кончился, открыв сразу ослепившее его жарким солнечным светом пространство – теперь перед ними был такой же пологий и очень длинный, почти бесконечный противоположный склон, уводящий их книзу и плавно выравнивающийся, выпрямляющийся, распахивающийся вширь и переходящий в бесконечную, залитую светом равнину, и далеко-далеко Овруд разглядел крохотный конный отряд, неспешно уходящий в её золотистую бесконечность, они были так далеко, что невозможно было разглядеть какие-либо детали, и лишь блики на металлических частях ножен и рукоятей ятаганов и мечей вспыхивали ярко и грозно, не оставляя сомнений в том, что там, впереди, не сборище мирных путешественников, а мощное, несмотря на малочисленность, боевое формирование. Предводительница натянула поводья и на миг осадила коня, вглядываясь в них испытующим прищуренным взором, в котором поблёскивали жаркие солнечные огоньки.
– Нам бы не… – начал было Овруд, пристраивая своего коня возле.
– Вперёд! – скомандовала девушка и первая сорвалась в галоп, на ходу выхватив из-за спины ятаган и вытянув его вперёд и чуть вбок, лезвием навстречу воздуху, чтобы его не отклонял назад встречный ветер, и вся её армия без малейшей заминки, с бездумным мужеством солдат-смертников рванулась вслед за ней они понеслись вниз с уклона яростной неостановимой стеной, взвихряя из-под копыт пыль и куски травы, и грудь земли загудела под её ударами гулом, похожим на долгий мучительный стон…
Они уже были на середине спуска, когда Фарит, повинуясь безотчётному чувству, оглянулся через плечо, и в его глазах отразилась стремительно налетающая на них сзади пыльная и слитная орда.
– Бляааааа, – севшим голосом прошептал он и, ничего никому не объясняя, сорвал своего коня с места и на ходу хлестнул камчой коня, на котором ехала его дочь. Аглям даже не стал оглядываться, а тем более – задавать вопросы – он просто пустил коня вскачь за ними вслед, уже в движении выудив из длинной сёдельной кобуры и аккуратно перехватив поудобнее левой рукой длинный боевой лук, правой рукой он, на миг отпустив поводья, нащупал и поправил за спиной простенький кожаный колчан, полный оперённых яркими сверкающими перьями стрел, тут же остальные, на миг замершие от удивления, всё поняли и тоже рванули вперёд лошадей, на ходу они оба оглянулись и взглянули в белое холодное лицо девушки, летящей впереди всех, словно во главе похожего на наконечник стрелы конуса пыли и мрака, преследующих их, и Элз коротко выругался сквозь зубы, пригибаясь как можно ниже над лукой и сливаясь со своим конём в бешеной скачке, и в это момент Аглям резко повернулся лицом назад, перекрутив в жгут всё своё тело, и впервые вскинул лук, удерживая его вертикально в жёстко вытянутой вперёд левой руке и грамотно отводя локоть правой руки в сторону по горизонтальной линии, и прижимая к щеке тетиву, оттянутую до упора. Звона тетивы и тонкой песни прянувшей в цель стрелы было совершенно не слышно в адском грохоте скачки, как не было слышно и радостного крика Агляма, и лишь по его свирепым торжеством исказившемуся лицу Элз понял, что стрела попала в цель – Аглям на миг отвернулся и выровнял бег коня, в момент выстрела чуть отклонившегося от прямой линии, и тут же снова, выпрямив корпус в тугую напряжённую струну, развернулся в седле назад, снова вскидывая и одновременно натягивая лук. На сей раз стрела, рассекая воздух, пролетела так близко от головы Элза, что он расслышал низкий протяжный гул её полёта, и ему пришлось сделать усилие над собой и не отшатнуться, дабы не потерять равновесие в скачке, что на такой скорости было бы самоубийством, он лишь моргнул, словно стряхивая с ресниц отгибающий их назад тугой ветер, и тут же увидел, что Аглям повернулся в седле, натягивая тетиву, опять.
Но Элз уже вышел из замешательства и, стряхнув оцепенение, взял чуть вбок, чтобы уйти с линии огня Агляма, и тоже потянул из кобуры лук, украшенный вензелями, значения которых он так никогда и не узнал. Перед тем, как повернуться и прицелиться, он полностью выпрямился в седле и сжал ногами потные лошадиные бока, и тетиву он натянул в самый последний момент, когда уже развернулся корпусом навстречу настигающей их чужой массе, и отпустил он тетиву почти сразу, как только душой почувствовал – а вовсе не увидел – чужое напряжённое тело на траектории ожидаемого полёта стрелы, и благодаря этому: расчётливости, точности и быстроте движений, его рука не успела устать при прицеливании, и он попал Горному прямо между глаз, и тяжёлый стальной наконечник пробил тому лобную кость, словно бумагу, и сразу вошёл в мозг, в самую его глубину, и лишь яркий оперённый хвост остался торчать из переносицы, чуть раскачиваясь, те несколько мгновений, пока уже абсолютно мёртвый чужак продолжал привычно держаться в седле летящей вперёд лошади, словно намереваясь и сейчас, после смерти, продолжать жаркую злую погоню, тут Элз на миг повернулся вперёд; мгновенно выдернув из колчана стрелу, заложил её в оружие и вновь с силой выпрямился в седле, разворачиваясь обратно – на сей раз он не стремился к изысканной красоте меткого выстрела и выстрелил не для того, чтобы покрасоваться и убить, а просто, что бы убить, и поэтому взял чуть ниже, и стрела попала очередному врагу в горло, пробив шею насквозь, и он не держался в седле даже мига, а сразу начал клониться вбок и назад, готовясь на полном скаку слететь с седла на землю, но Элз не стал дожидаться этого мига, а, снова повернувшись вперёд и тут же – снова обратно – выстрелил в очередной раз, и теперь всё произошло ещё быстрее – удар стального наконечника пришёлся Горному в грудь и буквально вышвырнул его из седла, так, что тот даже не успел вытянуться телом, а так и вылетел в горячий пыльный воздух позади себя в сидячьем полусогнутом положении, на мгновение Элзу показалось, что Горный со стрелой в груди завис в воздухе в полной неподвижности, но тут его ударил грудью чей-то мчавшийся сзади конь и отшвырнул, как мячик, в самую гущу конских тел и копыт, и мёртвое полусогнутое тело мгновенно исчезло в вихре лошадиных ног, растворившись, словно тень, в как будто бурливой под копытами несущейся армии, вспарываемой острыми подковами земной плоти, и он ещё кувыркался под этими копытами, швыряющими его, как тряпичную куклу, и размалывающими его в фарш, когда Элз выстрелил снова, уже почти не целясь, потому что всем своим существом вдруг почувствовал, что погоня их настигает, и несколько выбитых из сёдел преследователей ничего в этом факте не меняют, но тем не менее он, всё ускоряя и ускоряя безумный бег своего коня, вновь пружинисто привстал в стременах, разворачиваясь корпусом обратно, и вновь натянул тетиву, прижимая её к щеке и ловя на линию полёта стрелы очередного Горного, мчащегося позади девушки, с таким же голым черепом, как и у других Горных, и ледяным адским светом в чёрных глазах…
«Неплохо», – одобрительно подумал Аглям, нашаривая очередную стрелу в полуопустевшем колчане. – «Что за кадр этот Элз, пока не ясно, но ясно, что стрелять он учился всерьёз», – он снял спокойным грамотным выстрелом очередного из преследователей и повернулся вперёд, в очередной раз выравнивая завилявшего в момент выстрела коня и в очередной раза закладывая стрелу на словно живую, дышащую и вибрирующую от возбуждения, как струна, тетиву. Следующему Горному он попал, как и всем прочим, без затей, прямо в середину груди, и вновь полез за спину в колчан, стараясь не забывать усиливать ритм скачки, поскольку у него уже давно сформировалось стойкое ощущение, что враги, назло всем усилиям двух лучников, медленно, но верно их нагоняют. Тут снова юрко мелькнула сбоку, блеснув ярким оперением, стрела Элза, и на сей раз Аглям зааплодировал бы, если бы не был так занят прицеливанием в очередной раз, – этот выстрел Элза был по-настоящему красив, откровенно говоря, это был выстрел, граничащий с искусством. «Очень неплохо», – с гораздо большим чувством подумал Аглям опять и вновь привстал на конской холке, повернувшись и прижимая щеке тетиву, мельком он заметил, как тоже поворачивается и привстаёт, целясь в преследователей, несущийся почти на одной линии с ним Элз, и тут совершенно неожиданным и необъяснимым образом мысли Агляма приняли новое направление. «Какого хрена он не стреляет в сучку?» – подумал он и в очередной раз спустил тетиву, одним быстрым взглядом зафиксировал, как вылетел из седла со стрелой в груди очередной лысый придурок, повернулся вперёд, чтобы не потерять контроль над дорогой, и вновь заложил стрелу в оружие одним точным и чётким движением, отработанным за прошедший десяток лет в многочисленных драках посреди сумрачных невысоких гор. «Так какого ж хрена он не стреляет в сучку? – вновь начал думать Аглям, выбив стрелой из седла очередного придурка. – Она же идёт точно вслед за ним, след в след, никуда не отклоняясь с линии лобового огня». Почему-то этот внутренний вопрос вызвал в Агляме какое-то неприятное внутреннее чувство, лишающее его душевного равновесия, какое-то сомнение, сразу засаднившее, как ядовитая игла, в глубине его груди. Чтобы слегка развеяться и взбодриться, Аглям убил ещё одного Горного и тут же снова полез правой рукой за спину в колчан. «Какого хрена?» – тупо подумал Аглям снова, прижимая тетиву к правой щеке, и неприятное чувство у него внутри усилилось. «А ну-ка!» – неожиданно для себя подумал он и перенёс прицел на предводительницу Горных, скачущую впереди. «Боевая сучка, – с невольным уважением подумал он, пытаясь поймать её на траекторию ожидаемого полёта стрелы, – прётся впереди всех, на прячется за спинами». Он слегка сморщился, когда превосходный клинок в её руке отразил солнечный луч прямо ему в неприжмуренный глаз, и снова попытался прицелиться ей в середину груди – это было чертовски трудно, поскольку девушка скакала не прямо за ним, а чуть сбоку, как раз на линии, которую контролировал своим огнём Элз, и Аглям недовольно пожевал губами, когда мысль о том, что Элз убивает не тех, кого надо, вновь слегка царапнула его изнутри, тут ему на миг показалось, что тёлка поймана в прицел, и он едва не спустил тетиву, но тут же девушка, словно почувствовав свинцовый взгляд смерти, едва уловимо качнулась в седле, меняя позу, и Аглям едва не выругался вслух, поняв, что нужно начинать прицеливание снова.
Фарит дико закричал:
– Не стреляй!!! – за мгновение до того, как Аглям вдруг чётко ощутил, что пришло время выстрелить – сучка теперь надёжно сидела у него на мушке, и Аглям видел, что всё её гибко сокращающееся, непрерывно движущееся в бешеной скачке тело не выходит за пределы выстрела ни на миг, и, что выстрелив прямо сейчас, он непременно попадёт ей прямо в грудную кость, к которой косыми лучами сходятся человеческие рёбра, и он как раз собирался сделать это, когда чья-то сильная рука рванула его коня за повод, стягивая в сторону, и отпущенная за миллисекунду до этого тетива бесполезно дренькнула, отправляя стрелу в никуда, и Аглям едва не выругался вслух опять – опять сдержавшись в последний момент потому, что Айгуль могла его услышать.
– Нужно возвращаться!!! – заорал ему прямо в ухо потный, взъерошенный Элз, продолжая мчаться рядом с ним вперёд и при этом твердо удерживать в руке повод его коня. – На равнине они нас достанут, хоть и Горные – их просто больше, и они могут взять нас измором, прячась поочерёдно за спинами друг друга и таким образом спасаясь от встречного потока воздуха – турбулентность, Аглям.
Аглям взглянул с близкого расстояния Элзу в странно остекленевшие под густой шапкой волос глаза, и саднящее ощущение в его груди усилилось.
– Спрашивай Айгульку! – коротко крикнул он в ответ, на ходу вырывая из его руки повод, и снова закинул руку за спину, нашаривая в колчане тонкую палочку стрелы, он снова обернулся и прицельно заглянул в уже совершенно близкие ледяные глаза преследующей их во главе своей армии сучки, и снова содрогнулся от безотчётного ужаса, вдруг обуявшего его от этого взгляда, направленного на него, как ему показалось в упор, как будто сучка тоже в него целилась, хотя в её руках не было видно ничего подходящего для ведения огня – хоть из лука, хоть из огнестрельного оружия – и лишь твёрдо и мощно удерживаемый в подъятой руке ятаган посверкивал грозно и холодно, как вертикальный, и почему-то слегка изогнутый зрачок непостижимо огромного и беспощадного зверя, Аглям невольно встряхнулся всем своим крупным телом, сбрасывая с себя парализующее наваждение ужаса, и снова привстал в стременах, поворачиваясь корпусом, перекручивая его в талии, чтобы было удобнее начинать прицеливание…
Элз уже поравнялся со скачущей впереди Айгулью, когда она, упреждая его слова, повернула голову и взглянула ему в лицо серыми мёртвыми глазами.
– Я поняла, – негромко сказала она, и этот негромкий голос, почти шёпот, каким-то образом покрыл –весь окружающий их грохот безумной скачки и все яростно орущие голоса людей и нелюдей. – Я поняла, – повторила она всё так же тихо. – Нам не выйти к солнцу, пока мы не завершим наши дела в горах. Никто ниоткуда не может уйти, пока не закончит дело. Заворачивай людей, Элз. Мы возвращаемся в горы.
– Тогда делаем полукруг! – лихорадочно прокричал ей спутник. Его лицо, покрытое коркой налипший на потную кожу пыли, казалось совершенно безумным из-за истерически сверкающих на нём глаз. – Нам нужно выйти в межгорные долины с противоположной стороны, потому что прямо назад, в лоб преследователям, нам не прорваться. Уйдём в горы с полукруга и заморочим их в междускальных звериных путях. – Показалось ли внимательно прислушивающемуся к его словам Агляму, что в его голосе прозвучали облегчение и торжество?
Но Айгуль если и заметила то же самое, то не подала виду. Она лишь равнодушно кивнула в знак согласия и в очередной раз повернула голову, чтобы взглянуть в сосредоточенные глаза маленькой ведьме, летящей на коне следом за ней и словно приближающейся с каждым прыжком. Холод в её душе всё разрастался, распирая ледяным комом грудь. Айгуль с совершенно белым, белее бумаги, лицом вновь повернула голову по ходу движения и стала смотреть вперёд, но это продолжалось недолго, потому что какая-то неведомая сила вновь заставила её повернуться обратно и вновь заглянуть в пристальные беспощадные глаза на до жути знакомом лице – лице, которое Айгуль ежедневно видела в зеркале по нескольку раз – у преследовательницы лицо было более жёстким и дышало смертью, и глаза у неё были пронзительные и страшные в своей равнодушной безжалостности, и ещё – у неё не было волос, и совершенно голый череп блестел в лучах яркого летнего солнца, но в остальном – это было её лицо, лицо самой Айгуль, и даже вертикальная морщинка, выдающая огромное внутреннее напряжение, была точно такой же, какая появлялась у самой Айгули в минуты трудных размышлений или в бою. Айгуль вновь с трудом оторвала взгляд от пристально и целеустремлённо смотрящих на неё глаз и опять повернулась вперёд, ощущая, что уже и её сердце стало замерзать, превращаясь в неподвижную мёртвую ледышку от холода, заливающего её уже всю целиком с огромной скоростью, так что не прошло и нескольких минут, как, возникнув в середине груди, он начал растекался по всем её членам. Она скакала некоторое время, не оборачиваясь, послушно следуя за куда-то увлекающим её коня Элзом, и затем, будто притягиваемая магнитом, начала поворачивать голову назад опять. Девушка, летящая верхом вслед за ней, как будто приблизилась ещё больше, и теперь её лицо, всё так же жутко похожее на лицо самой Айгуль, словно чуть искажённое отражение в чёрном обманчивом зеркале, буквально нависало прямо над ней – именно нависало, хотя девушка совсем не была выше ростом, чем сама Айгуль.
Айгуь хрипло и испуганно прошептала что-то, чего никто, кроме неё самой, не расслышал, и повернувшись с огромными, полными ужаса глазами вновь по ходу движения, вдруг закричала Элзу детским, дрожащим и срывающимся от слёз голосом:
– Ну, ты чё там, дрочишь, что ли?!!! Давай живее, кретин сонный!!!
Элз, вздрогнув, словно от удара кнутом, пришпорил свою лошадь и ещё больше пригнулся к луке седла, стараясь максимально увеличить скорость, а девочка повернулась и бросила взгляд через теперь уже другое плечо, в сторону, где в полуметре позади неё скакал Аглям, уже отчаявшийся попасть в предводительницу преследователей и вернувшийся к тому, что продолжил методично выщёлкивать меткими выстрелами из лука одного рядового Горного за другим.
– Хватит пулять, старый козёл!!! – заорала она ему с такой силой, что даже Горные, слитно и неостановимо мчащиеся за ними вслед, на миг все одновременно дёрнулись и пригнулись, как будто пытаясь спрятаться от новой неведомой опасности. – Всех не перепуляешь, прибавь!!! Ходу же, ходу, ну!!!!!! – Она уже не кричала, а визжала со сморщенным старушечьим лицом, временами срываясь в хрип, и люди вокруг неё словно заразились её безумием и яростью и, дружно, все, как один, перестав оглядываться назад, пригнулись к холкам, тоже искажая и напрягая растерянные бледные лица и бросая уставших коней в последний отчаянный рывок – кони как будто затаили дыхание в страшном, запредельном усилии, как будто сжались и уменьшились до размеров бешеных, неукротимо рвущихся вперёд крыс и с оскаленными белозубым ртами, роняя хлопья пены с оттянувшихся назад почти до самых ушей, как у псов при рычании, мягких чёрных губ, начали медленно, но упорно увеличивать скорость, а Айгуль всё нахлёстывала и нахлёстывала своего коня и мчалась сразу следом за Элзом, уже ослабив напряжение его руки, вцепившейся в повод её лошади, и начиная потихоньку сравниваться с ним, и Элз тоже всё яростнее и яростнее понукал своего коня, стремясь как будто взлететь вместе с ним, а девочка всё висела у него на хвосте, крича с искажённым лицом какие-то неразборчивые слова и фразы, нещадно стегая по окровавленным бокам лошади и всё что-то крича и крича, и упругий встречный ветер сносил её слёзы по щекам назад, прокладывая косые мокрые дорожки от уголков глаз к скулам… и преследователи начали отставать…
Сначала длинные оскаленные морды вражеских лошадей, только что почти касавшиеся вытянутых по ветру конских хвостов уходящего от погони отряда, чуть отдалились от них, и жёлтая пена с пастей перестала долетать до их крупов, затем как-то словно умягчился и поутих грохот копыт, яростные крики Горных начали расплываться и теряться в этом уходящим назад громе, и затем как-то вдруг стало видно, что между преследователями и преследуемыми пролегла дистанция, уже не позволяющая дотянуться до врага давно уже вскинутым над головой у каждого из Горных мечом, и ещё секундой позже бесстрастные лица Горных вдруг перестали нависать над маленьким отрядом, вызывая обморочный ужас и безысходную вялость в душе, и стали потихоньку угасать позади, сливаясь в сплошную белую полосу, в которой отдельные лица и тем более черты уже было невозможно различить, и лишь пылающее ненавистью, словно факел огнём, лицо девушки впереди, всё так же упрямо удерживающей подъятым над головой в вертикальном замахе ослепительный клинок, ещё долго, очень долго, буквально до последнего момента продолжало выделяться из общей, всё более сереющей по мере отставания человеческой массы, и всё светилось и светилось странным и неземным мёртвенным светом уже мысленно покинувшего людей, уже оставившего позади все их наивные и мелкие страхи и страдания солдата-смертника – смертника, пока что чудом избежавшего гибели, но знающего, что погибнуть ему придётся, и знающего, что у него уже не будет иного, более лёгкого пути, и уже готового к своей самоотверженной гибели всей душой и всем сердцем и жаждущего её. Наконец, и её лицо стало в густеющей и сливающейся массе отстающих врагов неразличимым, и тут внезапно сомкнувшиеся скалистые стены, тут же уводящие дорогу за поворот, как-то резко и враз скрыли её безумно напряжённое лицо своими боками, и гул множества копыт исчез за ними внезапно и окончательно, словно выключенный невидимой огромной рукой, и вокруг настала тишина, нарушаемая лишь шорохом всё так быстро мелькающих на мягкой травянисто-мшистой почве копыт нескольких лошадей, не снижающих темпа, углубляясь всё дальше и дальше в горы, словно в материнское чрево, полное тепла и мягкой темноты, не рассеиваемой никогда даже самым жарким и ярким полуденным солнцем, навеки скрытым вздымающимися над головами бесконечными рядами неровных, изрытых временем стен.
Какое-то время они все так и скакали на полной скорости, насколько позволял узкий извилистый путь, угрожающий ежесекундным внезапным поворотом или обрывом, но никакой грохот копыт больше не слышался, настигая их, сзади, и никакие крики преследователей более не тревожили их слух, и люди потихоньку подсознательно начали снижать темп, тяжело дыша и всё так же настороженно и чутко прислушиваясь к обманчивой и словно таящей в себе неведомую опасность тишине позади них, и более не понукали коней и не терзали их бока окровавленными шпорами. Наконец, Элз на какой-то миг задержал дыхание и с мокрым от пота лицом прислушался особенно чутко к пройденному ими пути, и затем натянул поводья, давая утомленной лошади передышку, и повернулся к крохотному человеческому отряду, который он вёл до сих пор.
– Кажется, оторвались, – с неподдельным облегчением выдохнул он, грубо и поспешно вытирая лицо рукавом. – Но всё равно, надо выбираться из этого гадюшника… гадюшника в прямом смысле, – и при этих его словах все люди, невольно проследив за его сумасшедшим взглядом, заметили, как тонкая маслянистая полоса гадюки промелькнула меж валунов, уходя в узкую, поросшую травой щель, и тут же чуть левее проползла ещё одна.
– Так, – осторожным полушёпотом подытожил Аглям и нервно и конвульсивно дёрнул поводья, заставив перетупить на месте коня. – Давайте выдвигаться кверх… – он одним синхронным движением выдернул правой рукой стрелу из колчана, левой – лук из сёдельной кобуры и, едва успев заложить стрелу в оружие и натянуть тетиву, тут же выстрелил, щёлкнув тетивой с резким звуком пастушьего кнута – стрела взвизгнула в волоске от головы Айгули и пригвоздила к мшистому валуну гадюку, уже сползавшую девочке на шею, острый наконечник стрелы угодил змее точно в середину горла, и всё гибкое змеиное тело в предсмертной агонии закружилось кольцами вокруг древка стрелы, обнимая его словно кольцами стальной и мощной пружины, разноцветными и подвижными, непрерывно шевелясь – то слегка распрямляясь, то снова сжимаясь в тугую смертоносную спираль и шурша по древке и стене мускулистым, упрямо не желающим умирать телом, но на девочку этот эпизод не произвёл ни малейшего впечатления – она как будто не осознала, что случилось, и лишь вяло повернула голову и взглянула на змею потухшим взором с землисто-серого лица. И тогда её отец, молчавший и избегавший её взгляда всё это время, вдруг подал голос.
– Ты в порядке, дочка? – с безумной нежностью и почему-то виноватым тоном спросил он её и попытался, чуть наклонившись в седле, заглянуть в упорно смотрящие куда-то мимо усталые глаза.
– В порядке, – с неожиданно прорезавшейся в голосе злобой ответила она и, повернувшись к отцу спиной, стронула коня с места, направляя его в сторону, противоположную той, из которой они пришли.
– ОСТОРОЖНЕЙ!!! – с внезапным ужасом заорал вдруг Фарит, но Айгуль заметила уже и сама – она неуловимо быстро выбросила вперёд руку, удерживая лодочкой ладонь, и небольшой кинжальчик вылетел из ладони со свистом, мгновенно пригвоздив к тропинке яростно раздувшуюся голову ещё одной змеи, вдруг скользнувшей было коню под ноги.
Фарит с громадным облегчением выпустил из своей груди остатки воздуха и с ещё большим облегчением сказал:
– Да, ты в порядке, теперь я вижу!
– Я в порядке, – вновь подтвердила девочка и снова двинула коня вперёд, на ходу она наклонилась и выдернула из земли свой кинжальчик, не прикоснувшись к издыхающей гадюке и не дав ей успеть прикоснуться к ней самой.
– Обожди, – неожиданно окликнул её Аглям. – Давай-ка на сей раз я впереди поеду, – и он переместился во главу небольшого отряда, передвигаясь медленно и аккуратно и скользя пристальным взором по окружающим их скалам, чахлым деревцам и еле заметной тропинке, ведущей по извилистому проходу меж высящихся стен, отряд аккуратно, почти ступая след в след, поехал за ним, тоже настороженно и чутко улавливая малейшее движение вокруг, лишь Фарит какое-то время всё отвлекался, стараясь заглянуть дочери в глаза, но тут резко взвизгнула тетива аглямовского лука, и очередная змея, на сей раз снесённая с пути заранее, на дистанции, задёргалась возле небольшого мшистого валуна, извиваясь упругими резиновыми кольцами вокруг древка, торчащего чуть косо под наклоном вверх, и Фарит невольно вздрогнул от внезапности и смертельной опасности мгновенно промелькнувшего и бесследно канувшего в прошлое эпизода.
– Бля, – сипло сказал он и уже с полнейшим напряжением, не вытирая со лба крупные мутные капли пота, тоже начал вглядываться в окружающие стены и тропинку впереди, однако ему опять не удалось вовремя среагировать, и неожиданно прыгнувшую именно на него, распластавшись в полёте всем своим чуть изогнутым, свинцово тяжёлым телом, встретил ударом меча, перерубив уже на подлёте на две извивающиеся половинки, немногословный спутник Элза со странным нечеловеческим именем, которое Фарит уже успел забыть, и именно поэтому он замешкался с искренним «спасибо», после которого следовало бы назвать человека по имени, и пока он пытался его имя вспомнить, на него бросилась сверху и сбоку ещё одна змея, и Фарит, заметив её с опозданием и уже не успевая выхватить ятаган, тоже, по примеру дочери, мгновенным прямым движением руки метнул в неё небольшой, всегда хранящийся у него в ножнах на запястье под рукавом, кинжал, тяжёлое лезвие ударило змею в шею сбоку и отрубило голову, и лишь длинное мускулистое тело долетело до его груди и, ударившись о неё, бесцельно шмякнулось на землю, не переставая словно клубиться кольцами, обтянутыми упругой, обманчиво красивой, с изысканным рисунком, кожей, и Фарит даже не попытался оттолкнуть её от груди уже в воздухе, потому что окружающее их сырое и тёмное ущельице вдруг пришло в движение всё целиком, как будто раздался чей-то неслышный приказ и именно по этому приказу все гады и твари двинулись к живой цели со всех сторон, шевелясь и извиваясь десятками изгибистых тел, сверкая яркой раскраской среди сероватой окружающей травы и листвы на фоне камней и стен.
Элз на миг замешкался, натягивая поводья и останавливая коня с выражением безмерного удивления на лице и, вскинув вверх лук, сбил выстрелом змею, слишком уж отвесно над ними замаячившую вверху, откуда она могла даже не прыгнуть, и тривиально упасть на кого-нибудь из людей, и он сразу же заложил в лук следующую стрелу и чуть повернул голову, косясь влево и назад, где с резкостью и силой пастушьего кнута вновь щёлкнула тетива Агляма – Элз быстро скользнул взглядом по забившейся вокруг оперённого древка змеи и снова мягко двинул коня вперёд, плавно поворачиваясь всем телом в седле и ни на миг не опуская лук книзу, на какую-то секунду его лицо напряглось и на нём отразились замешательство и едва уловимый страх, когда он увидел и осознал, что змеи кишат вокруг них, словно сплошная живая масса, сплетённая из множества длинных и гибких червеобразных жгутов, но тут же его лицо вновь отвердело и приобрело холодную сосредоточенность, пока он сам почти неподвижно, лишь чуть покачиваясь в такт движению, сидел с седле на как будто идущеё по канату среди гадюк лошади – лошадь чуть всхрапывала от почти человеческого напряжения и мягко, как кошка, ступала стройными ногами среди сползающихся к тропинке змей – пока ещё проход оставался, но он становился всё уже и уже, словно затапливаемый смыкающейся смертоносной массой, раскрашенной в яркие змеиные цвета, и, наконец, настал миг, когда резко и громко лязгнули по всей длине отряда клинки, одновременно рассекая шевелящуюся плоть, и тут же подвижное цветное покрывало гадючьих тел перед ними сомкнулось прямо на тропинке, полностью заслонив проход, и конь остановился, не решаясь ступить на это смертельное покрывало, сразу же десятки острых и маленьких змеиных морд потянулось со всех сторон к его ногам, непрерывно мелькая десятками раздвоенных язычков, и Элз, следуя примеру товарищей, уже давно, хрипло дыша и обливаясь потом, разбрасывающих маленьких врагов прицельными ударами клинков, стремительно и чётко взмахнул вокруг мечом, снеся сразу чёртову прорву змеиных головок, но тут же на их место, просовываясь прямо над агонизирующими и умирающими извивающимися телами обезглавленных змей, пролезли новые головки, ничем не отличимые от отрубленных и точно так же мелькая раздвоенными язычками меж крохотных, каменно тяжёлых челюстей.
– Боже! – ошеломлённо сказал, почти прошептал Элз, чувствуя, как обжигающие струйки ледяного пота стекают у него по груди.
– Да уж, – негромко подтвердил рядом с ним Аглям и в очередной раз взмахнул мечом, снеся сразу две острые головки, потянувшиеся было к нему со встречной скалы. – Какого хрена им надо? – словно размышляя вслух, произнёс он. – Ты когда-нибудь видел, чтобы змеи сами нападали на человека?
Элз резко качнулся вперёд, наклоняясь вниз с лошади, и на сей раз особенно удачно ударил мечом, перерубив сразу довольно большое количество изгибистых скользких тел.
– Они, наверное, мутанты, – предположил он. – Мутировали от взрыва, превратившись тоже в Горных, но только змей, как мутировавшие люди превратились в Горных – людей.
– Не людей, а нелюдей, – поправил его Аглям и тоже наклонился, свесившись вниз для более амплитудного удара, но при этом не переставая внимательно наблюдать за собеседником искоса сквозь прорези сощуренных век, словно сквозь прорези прицелов.
– Да, – без заминки подтвердил Элз и с хриплым выдохом выпрямился, давая себе секундную передышку. – Горных-нелюдей, мутировавших в них из людей. Да, Аглям, ты прав, несомненно, – И он вновь пустил в дело меч, кося змей, подползающих всё ближе, затем он попытался стронуть коня вперёд, но конь упёрся всеми четырьмя копытами и пугливо захрапел, поднимая кверху голову и грызя белыми оскаленными зубами стальной мундштук у себя во рту, это оказалось правильно, потому что десятки змеи, непрерывно и рассерженно шипя, рванулись прямо под копыта на дорогу, стремясь преградить им путь.
– Так, – подытожил Элз, оставляя бесплодные попытки продвинуться вперёд верхом. – Кому-то придётся расчищать дорогу, – и он вынул из стремени правую ступню.
Аглям вмиг забыл обо всех своих сомнения и подозрениях.
– Ты что несёшь, кретин? – ошеломлённо сказал он. – Это же самоубийство.
– Самоубийство торчать здесь на неподвижных лошадях, не имея возможности сделать даже шаг и дожидаясь момента, когда будут расстреляны все стрелы и рука более не сможет удерживать меч, – огрызнулся Элз, буднично перекидывая правую ногу через конский круп и начиная нашаривать ею свободное место среди змей на земле
– Осторожно! – резко выкрикнул Аглям и, каким-то чудом сумев дотянуться остриём меча, перерубил прыгнувшую откуда-то сверху змею буквально в сантиметре от головы Элза.
– На хрен, – прошептал он с мокрым от пота лицом и сразу же ему пришлось с криком снова пустить в дело меч.
– Вот-вот – усмехнулся Элз и наконец-то встал среди шевелящихся змей на обе ноги. – Прикрывай меня сверху.
– А-а-а-а? – заторможенно переспросил Аглям и опять со странной для такой заторможенности скоростью убил ещё одну дёрнувшуюся к Элзу с ветки змею. Он быстро обернулся и мельком взглянул на погасшее лицо Айгули, с отсутствующим видом и ятаганом в руке сидящей на коне среди спутников, тут же вновь повернулся обратно и покрепче сжал в потных руках рукоять, начиная движение вслед за Элзом, уже пошедшим вперёд, короткими точными ударами каблуков раздавливая головы гадюк, загораживающих ему путь, и не менее точными ударами меча убивая тварей, возникающих в некотором отдалении, Аглям же в это время быстрыми экономными взмахами клинка убивал и убивал вновь и вновь возникающих змей сверху и с боков Элза, и за ними двоими оставался небольшой след, состоящий из раздавленных мёртвых и умирающих змей, – след, по которому вполне мог пройти осторожный умный конь, отряд осторожно продвигался следом, ежесекундно отмахиваясь сверкающей сталью от бесконечных подползающих и прыгающих сверху атакующих змей, и лишь девочка, едущая точно посередине отряда, оставалась безучастной и наносила удары, мгновенно выходя из полузабытья, лишь когда змеиное тело возникало в непосредственной близости от неё, и тут же снов погружалась в прежнее состояние отрешённости и погружённости в какие-то мысли, захватившие её целиком.
Фарит убил очередную змею и в очередной раз оглянулся в сторону дочери, пытаясь поймать её взгляд.
– Доча, – неуверенно позвал он и, отвлёкшись на начало разговора, едва успел среагировать и ударом клинка снести в сторону, при этом разрубив пополам, змею, падавшую на него сверху. – Доча, – повторил он, теперь уже более внимательно поглядывая вокруг.
– Я в порядке, папа, – холодно ответила девочка, по-прежнему не смотря на него. – Не отвлекайся, – словно в подтверждение своих слов она с неуловимой скоростью дёрнула вперёд свободной от ятагана рукой и прямо голыми пальцами ухватила за горло гадюку, уже почти упавшую отцу на плечо. Айгуль с мрачным и одновременно равнодушным выражением лица поднесла к глазам змею, обвившую холодными тяжёлыми кольцами её тонкую руку и без особого интереса заглянула в крохотные, сверкающие, как бриллианты, змеиные глаза. Затем она вздохнула, явно не обнаружив в их кровожадной пристальности и эдакой нацеленности ничего примечательного, и сломала скользкую шейку, шевельнув пальцами и сместив их один над другим, и хруст позвоночника рептилии был едва слышен в шуме окружающей их борьбы.
– Я в порядке, – негромко повторила она самой себе и выпустила змею из руки, позволив ей упасть в месиво агонизирующих змеиных тел на земле. Фарит нервно оглянулся на неё, словно не уверенный, что она действительно что-то произнесла, но девочка уже замолчала со всё таким же равнодушным и при этом отвердевшим лицом, ставшим от этого похожим на лицо каменного идола, ожидающего кровавой человеческой жертвы, и молча и почти неподвижно, лишь чуть покачиваясь при каждом шаге лошади, осторожно прокладывающей себе путь по расчищенной тропе, сидела в своём седле.
– Элз!!! – неожиданно заорал Аглям, задирая голову кверху, и Элз мгновенно сгруппировался и, бросив короткий мимолётный взгляд туда же, куда смотрел Аглям, на десятки тонких длинных тел, одновременно падающих на него и кажущихся совершенно чёрными на фоне яркого дневного неба, тут же перевёл взгляд вниз, уже при этом движении выдернув из-за пояса дагу – действуя с бешеной скоростью обеими руками и обеими ногами, мгновенно расчистил, убивая, убивая и убивая, на земле вокруг себя относительно широкое пространство так, что теперь оно было занято лишь издыхающими, не представляющими опасности гадюками, и, наконец-то, вскинул голову и поднял прищуренный, прицеливающийся взгляд вверх, навстречу падающим на него сверху телам гадюк – и вовремя – гады уже были в полуметре от него, и Элзу пришлось заработать обеими клинками со скоростью самолётного пропеллера вместе с Аглямом, который с мокрым, искажённым ужасом лицом тоже стремительно орудовал клинком над головой попутчика, тоже рассекая тела змей, падающих сверху одна за другой, как какой-то жуткий живой дождь, состоящий из очень сильно вытянутых, живых и гибких смертоносных капель, вот разлетелись по сторонам мерзкими извивающимися кусочками плоти первая волна летящих сверху гадюк, вот воздух наверху наполнился новыми длинными, чёрными, слегка изогнутыми тенями, как будто заштриховавшими голубое небо высоко-высоко в проёме меж тесных стен над головами людей, и Аглям с Элзом с воплями заработали клинками ещё быстрее, уже и Аглям выудил откуда-то из недр своих одежд длинный мясницкий нож с устрашающе острым лезвием, выходящим на конце в пронизывающее и полыхающее огнём, как у шила, остриё, новые куски тел разлетелись по сторонам, орошая чахлые деревья и кусты среди скал и валунов мелкими темноватыми каплями холодной змеиной крови, тут неожиданно и слаженно, как по чьему-то приказу, качнулись к людям змеи снизу и с боков, со всех сторон, выползая из всех щелей в земле и расщелин в стенах, и наклоняясь со всех веток и всех каменных выступов в этом узком, сдавливающим проход, как удавка – горло – каменном ущелье, резко взвизгнули мечи и ятаганы, одновременно всех бойцов, ударившись в стены после того, как с лёгкостью прорубили насквозь податливые расцвеченные тела, тут же с более коротким и сухим, слегка похожим на треск, звоном забили по стенам, прорубая змей разнообразные кинжалы, даги и просто длинные ножи, откуда-то, как по волшебству, оказавшиеся в левых руках у всех, тугое кольцо змей на миг раздалось, словно отпрянув, и в следующий миг рванулось к ним со всех сторон уже более плотной и слитной массой, страшно медленно и абсолютно неостановимо приближаясь к людям со всех сторон, люди снова с криком заработали клинками, и ту сверху на них упала громадная, окончательно заслонившая слабый в этом узком ущелье свет солнца тень, и все только успели запрокинуть головы, глядя вверх, как тут же с криком завертели клинками над головой, рассекая каждым ударом сразу по несколько змей из тяжёлой массы, словно одеялом или снежной лавиной обрушившейся на них.
– Чёрт!!! – заорал Фарит, едва успевая прорубаться сквозь валящуюся на него сверху груду шипящих извивающихся змей с раздувшимися от безумной злобы головами. – Сбиваемся в кольцо, чтобы занимать меньшую площадь!!! Так они нас развалят на куски – сходимся, сходимся!!! Движемся в сторону Айгуль – она в центре!!! – тут лавина змей на миг схлынула, оставшись умирающими, высокими, как декабрьские сугробы, кучами в ногах хрипящих и дёргающихся коней, давно уже топчащих всех попадающих под копыта гадюк, и все люди разом метнулись в сторону Айгуль, следуя совету Фарита – они собрались вокруг неё плотным кольцом, и лишь Элз стоял чуть поодаль прямо на земле, всё так же с верным конём, прикрывающим его со спины, и лихорадочно оглядывался вокруг, словно всё ища выход из узкого лабиринта-ловушки, перекрытого гадами со всех сторон.
– Так, – хрипло сказал Фарит, чтобы сказать хоть что-то, одновременно пытаясь успокоиться и привести дыхание в норму. – Похоже между их атаками есть промежутки, во всяком случае на каждом направлении – они и сверху нападают не сразу, и с зем… – острые и ощутимо массивные, несмотря на маленький размер, змеиные головы сунулись к ним со всех сторон опять снизу и с боков, и Фариту пришлось замолчать, изо всех сил и с максимальной скоростью работая обеими руками, сжимающими рукояти оружия, чтобы успеть поубивать всех гадов, прежде чем они успеют подползти и коснуться его ядовитыми зубами в своих узких маленьких ртах.
– Всё верно, – неожиданно и совершенно спокойно сказала девочка, когда напор подползающих змей стал ослабевать и большинство из них уже вертелось и извивалось на земле, медленно издыхая и расслабляясь умирающими телами буквально на глазах, – они нападают не одновременно со всех направлений, чтобы два направления атаки не столкнулись друг с другом и не напортили самим себе, таким образом дав возможность спастись противнику, то есть – нам. Кажется, среди гадюк кто-то много читает, я тоже где-то читала, что атаку следует производить именно так – вот только… такие атаки рассчитаны на противника, обладающего теми же физическими характеристиками, что и нападающие – скоростью движений и передвижений, например, а мы… – Айгуль неожиданно громко и презрительно засмеялась: – Мы-то движемся быстрее, чем змеи, вот чего их змея-читательница не учла – ха-ха-ха, никогда нельзя абсолютизировать военные догмы и бездумно использовать их на практике в бою, творчески надо, змеечки, творчески!!! – И Айгуль, расхохотавшись ещё громче, весело крикнула оцепенело выпучившим на неё глаза людям: – Сейчас они снова пойдут верхом, и это будет момент, когда мы сможем не опасаться низового захода, а пока эти долбаные летяги до нас сверху долетят, мы успеем проскакать половину ущелья, поскольку на земле нам никто не будет угрожать, а когда падающие сверху змеи нас достигнут, оставшиеся метры мы пройдём, прорубаясь сквозь них, как сквозь дождь, как это делали только что – об этом я тоже где-то читала, какой-то воин так быстро вертел над головой мечом под ливнем, что остался совершенно сухим – он смог, и мы сможем, – она едва успела договорить, как снова внезапно и резко стемнело вокруг них, и Айгуль закричала:
– Вперёд!!!
Она первой сорвала коня в галоп, и все, почти не думая, просто повинуясь инстинкту, рванулись вслед за ней, на ходу запрокидывая головы вверх, в сторону жаркого синего неба, почти сплошь перечерченного острыми чёрными стрелами летящих сверху змеиных тел – всадники пулей пронеслись по узкому проходу меж скал, и копыта коней скользили и скрипели по множеству раздавливаемых ими мёртвых змеиных тел, на ходу Айгуль боковым горизонтальным ударом клинка снесла маленькую голову невесть откуда взявшейся на встречном кусте приблудной гадюке, уже нацелившей было к ней острую мордочку со стремительно и непрерывно мелькающим раздвоенным язычком, стены ущелья начали расходиться в стороны, открывая перед ними поляну в окружении пологих склонов окружающих её гор, и тут первая падающая сверху змея смачно шлёпнулась на дорогу впереди людей и сразу же исчезла из глаз сметённая в небытие яростно грохочущими копытами, и затем воздух наполнился змеями так плотно, как будто кто-то враз и внезапно вывалил их из грузовика, и люди с последним отчаянным усилием все одновременно вскинули ятаганы и мечи и заработали ими с противоестественной скоростью, то ли чудом, то ли яростью успевая убивать всех, не подпуская к себе – они мчались вперёд и вперёд, не останавливаясь и не переставая вращать клинками над головой, уже с головы до ног забрызганные чёрное слизью и ублюдочной змеиной кровью, а поток узких гибких тел с неба всё не ослабевал, и всё не кончался проклятый туннель – медленно, очень-очень медленно расходясь стенами в стороны отстоящих в некотором отдалении гор, тут Айгуль, не переставая рубить ятаганом всё, что пыталось шевелиться перед ней, заложила конём резкий вираж, обходя по наитию угаданный ею особо плотный поток гадюк, двумя взмахами расчистила перед собой дорогу в падающей змеиной завесе, и тем временем остальные люди тоже качнулись по сторонам, кому куда было ближе и удобней, как бы обтекая основной фронт нападения змей, и с последним удвоенным усилием засверкали клинками, словно молниями, непрерывно вспыхивающими у них в руках, затем как-то очень неожиданно яркий солнечный свет вспыхнул перед ними, когда стены ущелья окончательно распахнулись вширь, открывая просторную неровную поляну, и падающая завеса змей вдруг осталась позади, влажные звуки шлёпающихся на землю скользких, ярко расцвеченных тел какое-то время были слышны людям, стремительным галопом уходящим от проклятого места вдаль, затем эти звуки тоже стихли, исчезли, как бы растворились позади, и Элз, кинувший, не поворачиваясь телом в седле, короткий взгляд назад, увидел, что проход за ними стал невинно чист и свободен, и только едва заметное шевеление среди камней и травы напоминало о том, что только что там невозможно было пройти без боя.
– Вот бля, – с чувством высказался Йойхо, и, услышав его, Айгуль начала потихоньку сбавлять темп, как будто именно этого возгласа ей не хватало, чтобы осознать, что опасность осталась позади. – Хрен ли им было надо? – продолжал недоумевать Йойхо. – Никогда такого не видел. Гадюки – они же ж людей не едят, по-моему.
– Они всё едят, что помещается у них во рту, – отрезала девочка и окончательно остановила коня, часто дыша и напряжённо блестя глазами. – Откусывать они не могут, поэтому глотают пищу целиком, я это где-то читала.
– Ну а мы помещаемся, что ли, у них во рту? – всё не переставал Йойхо задавать вопросы.
Девочка с полнейшим равнодушием пожала плечиками.
– Может, они хотели дождаться, пока мы начнём разлагаться, и тогда глотать кусочки гнили, отпадающие с мёртвых тел…
– Хватит! – твёрдо сказал Фарит, поднимая руку, и этим жестом как будто заслоняясь от слов дочери. – Поговорим-ка о чём-нибудь нормальном, а то, дочка, ты что-то лишнего возбудилась после нескольких минут плохого настроения.
– А-дре-на-ли-но-те-ра-пи-я, – раздельно, по складам объяснила девочка и снова стронула лошадь с места, на сей раз неторопливым шагом. – Методом экстремальной стимуляции – нападением змей, например.
– Об этом ты тоже где-то прочитала? – с еле заметным ехидством спросил её Элз, направляя своего коня за ней след в след.
– Да, прочитала, – огрызнулась девочка. – И тебе советую, чтобы набраться ума и перестать быть таким хрестоматийно тупым.
– Что такое «хрестоматийно»? – вылез с очередным вопросом Йойхо, и Айгуль не нашлась, что ответить. Она некоторое время в явном замешательстве смотрела им в глаза и затем, что-то пробурчав себе под нос, ускорила ход лошади, стремясь вырваться вперёд.
– Однако, какого хрена мы тут делаем? – неожиданно высказался Фарит задумчивым тоном, когда девочка уехала вперёд на приличное расстояние. – Мы же вроде собирались выходить из гор на равнины.
– А на хрена нам равнины? – подкупающе и убедительно произнёс Аглям. – Что там, в равнинах, есть такого, чего нет здесь, в горах.
– Я что здесь, в горах, есть такого, из-за чего мы должны сидеть в них, как приклеенные? – в тон ему ответил Фарит.
– Здесь наша родина, – вполне серьёзно ответил Аглям, и от этих его слов на лице Фарита появилось выражение юмора. Он какое-то время пытался сохранить серьёзность, но в конце концов не выдержал и фыркнул, уже не пытаясь сдержать улыбку.
– Моя родина не здесь, а чуть подальше на север, между тех самых двух лопухов, где меня зачала от моего папы моя мама, – едко ответил он. – Вот там и надо мне сидеть на корточках с пионерским салютом и спущенными штанами. А здесь, прямо на этом месте, наверное, твоя родина, если твоя мама зачала тебя от твоего папы где-нибудь в лопухах поближе. Ты уже придумал для этого места герб и флаг или решил отложить формальности на потом, когда окончательно государствообразуешься, а?
– Не шути такими вещами, – ровным голосом предупредил его Аглям и остановил коня, повернув его перпендикулярно лошади Фарита.
– А то что будет? – холодно спросил его Фарит и выждал паузу, дожидаясь ответа. Но Аглям упорно молчал и лишь смотрел в глаза собеседнику, не мигая, а только непрерывно переводя взгляд с одного его глаза на другой.
– Ты бы лучше, дорогой мой друг детства, – продолжил Фарит, так и не дождавшись ответа, – перестал нас обоих, меня и мою дочь, считать теми самыми лопухами, между которыми моя мама меня зачала. Сколько ты ещё будешь нам впаривать самое разнообразное фуфло с самыми разнообразными интонациями с единственной целью – не дать нам уйти из гор и непременно затащить в Город.
Аглям остолбенел. Он сидел в седле, разинув рот и не издавая ни звука, и пялился на Фарита совершенно обалдевшими глазами.
– Что так уставился? – с обманчивой нежностью и мягкостью спросил его Фарит. – Ты что, забыл, что я гений – тебя ведь именно из-за этого за мной послали. А уж твою-то шарадочку смог бы разгадать любой полудурок, тут и гениальность ни к чему, – он снова замолчал, пытливо и при этом слегка насмешливо вглядываясь другу в глаза.
– Только одного я не понимаю, – начал он опять, когда понял, что ответа ему не дождаться, – что это за комедия с погоней Горных, которые ни разу даже не выстрелили в нас и в конце концов отстали, так нас и не догнав, хотя всем известно, что от Горных ещё никому не удавалось уйти, и вдруг – мы оказались первыми – у меня, конечно, несомненная мания величия, но не в такой степени, чтобы поверить, будто я оказался настолько круче всех, что запросто самым первым в новой истории одолел Горных, совсем не имея боеприпасов и имея крайне ограниченный запас стрел. И последний любопытный вопросик – как эти долбаные Горные нас, вообще, среди гор нашли, КТО НАВЁЛ, НА ХЕР?!!!– последние слова он проорал так, что конь Агляма попятился назад. Однако Фарит не дал увеличиться расстоянию между ними. Он двинулся прямо верхом к Агляму и, в этот раз приблизившись вплотную, прошептал ему, склоняясь вперёд с правой стороны:
– Знаешь, что из этого следует? Что в нашем маленьком, дружном, нежном и сплочённом коллективе присутствует некто, кто ведёт Горных за собой. Возможно, что это ты, друг детства, но скорее всего – нет, потому что я знаю тебя слишком давно и знаю, что ты не станешь вести двойную игру, не из благородства или преданности присяге, а лишь потому, что ты для такого дела слишком тупой, ты совсем не Ришелье и тебе не потянуть двойную интригу, старый козёл.
Аглям слушал его, поникнув плечами, и упорно смотрел в землю прямо под собой. Наконец, он пошевелился всем своим крупным телом и попросил:
– Не называй меня козлом… козёл.
И он тяжело повернулся в сторону Элза и Йойхо, с нежным мелодичным звуком вытягивая из ножен меч.
– А и правда, – дружелюбно спросил он, – КТО НАВЁЛ, НА ХЕР?!!! Вы, вообще, братаны, откуда взялись тут, где вас никто до сих пор не видел?
Элз и Йойхо молчали и смотрели Агляму в глаза.
– И этому человеку мы с тобой спасли жизнь, – наконец, произнёс Элз, обращаясь к Йойхо и полностью игнорируя присутствие всех остальных.
– Да? – недоверчиво переспросил Аглям. – Когда это вы спасли мне жизнь, сучата, я что-то не заметил?
– Не называй нас сучатами, – равнодушно ответил Элз и тоже потянул из-за спины ятаган, не торопясь и не выказывая нервозности.
– Ага, – подытожил Аглям. Он развернул коня передом к противникам и весь спружинился и подобрался в седле, удерживая меч перед собой в средней позиции. – И как же прикажете вас называть, сучата?
Элз тоже развернул коня передом к Агляму и несколько мгновений смотрел ему глаза.
– Теперь это уже не имеет значения, – наконец, равнодушно ответил он. – Ты уже всё равно не доживёшь до того момента, когда тебе опять потребуется обратиться к кому-нибудь из нас, – он повёл головой из стороны в сторону, разминая перед боем мышцы шеи и спины, и покрепче сжал в ладони рукоять меча.
– Хватит! – резко и громко сказала Айгуль. – Уроды.
Она завернула коня одним резким движением поводьев и шагом пустила его к попутчикам.
– Теперь уже неважно, кто навёл, – холодно скала она, приблизившись к ним вплотную. – Всё равно вы все гавнюки. Вы же двое – негодяи – что один, что другой, вы оба решали среди нас с папой какие-то свои меркантильные проблемки. Но деваться нам с папой некуда – вы, ублюдки, зачем-то хотели, чтобы мы появились в Городе, ну что ж, вперёд – возможно сам Бог хочет, чтобы мы прошли сквозь Город, как сквозь горнило… и мы пройдём, но только, сразу предупреждаю, вам это не понравится. Никому из вас. Давай, гражданин Аглям, веди нас туда, куда мечтают попасть все полудурки в округе – веди нас в Город, ведь ты оттуда пришёл, папа не ошибся…
– Эээээ… – неожиданно подал голос Йойхо, и девочка резко остановила коня, которого уже направила в путь впереди всех.
– Ещё вопросы? – неожиданно мягко и с искренним любопытством спросила она.
– Что такое «меркантильные»? – спросил Йохо с неподдельными интересом, и Айгуль неожиданно улыбнулась.
– Это значит «гнусные», Йойхо, – мягко сказала она. – Гнусные и гадкие…, в общем, меркантильные проблемки, – она неожиданно улыбнулась ему прямо в глуповатое лицо под неряшливой копной волос. – Хоть ты-то, Йойхо, не будь меркантильным, – и она снова двинула свою лошадь в путь.
Все довольно долгое время сохраняли неподвижность и смотрели девочке вслед.
– Замечательно, – наконец, устало сказал Фарит и тоже двинул коня вслед за ней. – Давай, друг детства, – иронически продолжил он, – веди. В свой Город, бля.
Аглям нервно оглянулся вокруг и тоже двинулся вслед за ними, ни слова не говоря.
Элз и Йойхо остались одни.
– Чё теперь? – прервал молчание Йойхо.
– Вот их и спроси? – мрачно ответил Элз и тоже направился за людьми вслед. – Айгуль, я чё теперь-то? – крикнул он в тонкую детскую спину, не приближаясь слишком близко и стараясь, чтобы его голос прозвучал мирно и хорошо.
И Айгуль резко остановилась, натянув поводья.
– Ну, вы сами напросились, – холодно сказала она, и на её скулах отвердели желваки. – Оружие.
– Что «оружие»? – не сразу понял Элз и нервно огляделся вокруг. Трое людей уже медленно двигались к ним, рассредоточиваясь вогнутой цепью с выдвигаемыми вперёд флангами и таким образом беря их в полукольцо.
– А то, что – сдать оружие! – прямо и без обиняков отрезала Айгуль и зачем-то добавила: – Не знаю, кто из вас двоих тупее, – последняя фраза прозвучала с такой решимостью и силой, что Элз и Йойхо растерянно попятились назад.
– Почему? – попытался затребовать объяснений Элз, и девочка прервала его ещё более жестким тоном:
– Без объяснений, придурок. Сдать оружие!
Её отряд стоял уже почти вплотную к Горным, поблёскивая лезвиями клинков, и до начала битвы оставался всего лишь шаг. Элз цепко и напряжённо оглянулся вокруг ещё раз, подобравшись всем телом, и нащупал за спиной рукоять меча.
– Лучше не надо, – предупредила его Айгуль и вся сжалась, как пружина, перед яростным и стремительным броском.
Элз ещё несколько мгновений напряжённо и оценивающе скользил взглядом по стоящим перед ним противникам и мешкал, не зная, какое решение ему принять, и люди молча смотрели ему в глаза и не двигались, продолжая сжимать рукояти обнажённых мечей и ятаганов. Элз проскользил по ним взглядом ещё раз и неожиданно сдался. Он сник всем своим, только что натянутым, как струна, телом и медленно потянул меч из ножен, удерживая его двумя пальцами возле самой гарды.
– Зря ты так, Айгуль, – предупредил он, повернув меч рукоятью вперёд и вложив его в протянутую к нему тонкую детскую руку.
– Заткнись, – тем же тоном, что и прежде, отрезала девочка, пристраивая оружие в кольце сёдельной сумки за спиной, пока Фарит обезоруживал Йойхо. – Поедете впереди Агляма, руки держать на виду, резких движений не делать, шаг вправо шаг влево и вам крышка. Ясно?
– Куда уж яснее, – пожал плечами Элз и неожиданно улыбнулся. – До чего же ты похожа на нашу Госпожу, Айгуль.
– Я заметила, – мрачно ответила девочка и в очередной раз повернула и тронула коня, – похожа, как на собственное отражение в зеркале, – и негромко добавила после крохотной паузы: – Или, наборот, она похожа на меня.
Они пустили лошадей неспешным галопом все одновременно, и удивительной красоты пейзажи, залитые мягким солнечным светом уральского дня поплыли мимо них, сменяясь одни за другим, и нежный встречный ветер обдувал их лица, разгорячённые предыдущими битвами. Девочка легко летела впереди в развевающемся за спиной плаще-накидке, в точности таком же, как и у предводительницы Горных, и сейчас, когда плотный встречный поток воздуха оттянул назад её волосы, совершенно обнажив юное чистое лицо, и облепил её одеждой плечи и грудь, она ещё больше была похожа на неведомую госпожу Горных, а задумчивое выражение её лица заставляло её выглядеть старше своих лет – выглядеть взрослой девушкой, от этого её сходство с той далёкой предводительницей становилось абсолютным, и Фарит, глянув сбоку на её лицо, когда догнал дочь и поравнялся с нею, чуть заметно вздохнул в грустным выражением лица.
– Что, пап? – не снижая скорости лёгкого плавного галопа, устало спросила девочка. – Не хочется в этот долбаный Город.
Отец покачал головой и честно ответил:
– Не хочется. Чёрт бы побрал этот Город – лучше бы его не было.
– Хммм-даа, – подытожила Айгуль. – А люди всё чего-то поют о Городе красивые песни, как о рае на земле. Я почему-то уверена, что люди ошибаются и что ничего хорошего в этом Городе нет.
Фарит сделал вялый жест рукой, на миг выпустив из неё конский повод.
– Наверняка. Я видел похожие города ещё когда была древность – ни черта хорошего в этих городах не было, Айгуль.
Айгуль чуть заметно кивнула головой и некоторое время скакал молча. Отец уже, погрузившись в собственные мысли, начал было отставать, когда она снова прервала молчание:
– Так ради какого же хрена твой толстый друг детства так старается нас с тобой в этот Город затащить, а?
Фарит повернул голову и некоторое время смотрел сбоку дочери в лицо.
– Давай его об этом спросим, – предложил он, и Айгуль сразу кивнула головой, как будто ожидала такого предложения.
– Давай! – твёрдо казала она. – Давай спросим. Уже время, а твой дружочек детства уже достаточно поводил нас за нос среди гор и гадюк, – и она крикнула, начав сбавлять ход и оглянувшись: – Аглям! – и когда тот вопросительно вытянул шею и взглянул на неё из-за спин пленников, продолжила: – Иди сюда.
На лице Агляма промелькнуло явственное беспокойство.
– А эти? – крикнул он в ответ, кивнув на спины конвоируемых им пленников.
– А ты гони их вперёд, пусть едут перед нами, мы все вместе за ними и присмотрим, – недружелюбно отрезала девочка.
Аглям обречённо вздохнул и заставил свою лошадь прибавить шагу. Айгуль быстро и равнодушно, как обычно в боевой ситуации, скользнула по нему взором, и открыла было рот для начала вопроса, но мужчина её опередил:
– Почему ты не называешь меня «Аглям-агай», как делала это раньше? – недовольно спросил он.
– Заткнись! – грубо огрызнулась девочка. – Здесь вопросы задаёшь не ты, сволочь, – И Аглям даже изменился в лице от этого слова и яростной ненависти, прозвучавшей в голосе ребёнка.
– Ты же сама говорила, что сам Бог хочет, чтобы вы прошли сквозь Город, как сквозь горнило, – растерянно начал он, – так чего же ты злишься?.. – он не успел закончить свою мысль.
Айгуль бросилась на него прямо из седла, в мгновение ока сменив спокойное, полурасслабленное состояние сидящей верхом наездницы на неукротимую ярость внезапно и страшно распрямившегося, как какая-то странная мышечная пружина, бешено атакующего зверя. Она всем телом ударила не ожидавшего такого подвоха мужчину сбоку, и они оба вылетели из седла на ходу и врезались в землю с тяжёлым смачным звуком, из под их сплетённых тел фонтаном ударили щебень и пыль вперемешку с рваными кусочками вырванной этим ударом травы, и они закувыркались безумным сплетённым клубком по ходу движения среди копыт загарцевавших, пытаясь остановиться и на затоптать их, коней, на фоне их тёмных потных мышц мелькнуло запылённое безумное лицо Агляма – тут же снова исчезло, уходя вниз и пропахивая под собой землю и песок, девочка и мужчина перекувыркнулись по слабеющей инерции движения ещё раз, и тут же прянуло вверх и застыло, рывком запрокинутое детской ручкой, дёрнувшей за волосы на голове, лицо Агляма в грязи, ссадинах и крови, сочащейся из этих ссадин, и прямо под этим лицом, вдавливаясь смертельно острым лезвием в узкое пространство между кадыком и подбородком, тускло и холодно поблёскивал нож в правой ручке Айгуль.
– Возможно, Бог действительно хочет, чтобы мы прошли через Город, – с яростной силой сказала девочка Агляму прямо в ухо, продолжая тянуть его за волосы назад, запрокидывая голову, и вдавливать в горло нож всё глубже. – Но я всё-таки не думаю, что Бог обрёк меня на то, чтобы всё это время терпеть возле себя такой кусок дерьма, как ты. Как ты думаешь, сучёнок, на хрена ты нам сейчас нужен, и нужен ли теперь хоть кому-нибудь теперь, когда ты выполнил свою задачу – нашёл нас с папой и сумел направить в Город. Если я тебя, сучонок, прямо сейчас и прямо здесь зарежу, как барана, о тебе никто не вспомнит уже через пять минут. Скажи мне хоть одну причину тому, чтобы тебя не убивать, я пока что такой причины не вижу.
Аглям крайне медленно и осторожно, не деля резких движений, открыл рот и прохрипел:
– А кто же пленных поведёт? Тебе же самой придётся.
– Это довод, – охотно и совершенно искренне согласилась Айгуль, – когда режешь барана, убыток, как минимум, в том, что в хозяйстве становится на одного барана меньше. Жалко, конечно, но зато – всего один баран, а сколько удовольствия, а, сучонок? Ты не представляешь, с каким радостным чувством я оставлю тебя здесь валяться в собственных крови и дерьме – может, оно того стоит, а?, может, ради такого счастья стоит пойти на некоторые материальные затраты в виде такого вот мешка с дерьмом?
Аглям опять крайне осторожно шевельнул губами и приоткрыл рот, пытаясь что-то сказать, и Айгуль с некоторым недоумением наклонилась чуть вперёд, словно пытаясь его расслышать.
– Чего, сучонок? – озадаченно сказала она. – У тебя есть, что вякнуть? Ну, так не томи, жду с нетерпением – мы все, здесь присутствующие, ждём с нетерпением.
Аглям открыл рот пошире и чуть слышно засипел, ворочая синим распухшим языком в ротовой полости между таких же синих губ.
– Как он может что-либо сказать, если ты его совсем задушила? – вяло и совершенно неожиданно подал голос Элз.
Айгуль на него даже не взглянула.
– Пап, – озабоченно сказала она. – Пристрели-ка вот этого лысого, а то он разговору мешает, – однако она чуть ослабила давление ножа на человеческое горло, и от этого почему-то сама стала легче и спокойней дышать. Аглям шумно и с хрипом сделал глубокий вдох и выдавил из себя кусками странные, малосвязанные между собой фразы:
– Я… это… ради… высокой цели…
От этой фразы девочка буквально почти упала на спину, бдительно удерживая нож возле его горла и при этом безумно хохоча и запрокидываясь лицом к небу, изгибая спину и выгибая юную грудь.
– Папа, – хохотала она, – да он же убогий… ха-ха-ха… да он же тронутый, ах-ха-ха-ха-ха-ха, – при этом новом взрыве хохота она уже не запрокинулась назад, и наоборот, безвольно согнулась вперёд, словно потеряв от смеха все силы.
Фарит, Йойхо и Элз сидели на конях почти правильным полукругом и молча, с усталыми серыми лицами смотрели на сцену истерики сверху вниз. Наконец, Фарит вздохнул и, бросив поводья на холку коню, перекинул перед собой правую ногу и спрыгнул из седла на землю. Он подошёл к дочери сбоку и аккуратно, чтобы не порезаться, вынул нож из её руки.
– Оставь, доча, – мягко сказал он. – Теперь уже не имеет никакого
значения всё то, что Аглям мог бы нам сказать. Какая разница что, как, когда и почему. Мы решили пройти через Город и мы через него пройдём, какие бы грязные истории нам сейчас ни рассказал этот дядя. Пойдём, милая.
Он осторожно поднял девочку со спины Агляма и мягко повёл её к лошади, прижимая к своему плечу, и девочка, вдруг перестав смеяться, тихо заплакала – тихо-тихо, словно во сне, и после безумного взрыва громогласного хохота её плач почти что не был слышен в лёгком шелесте ветра, пролетающего в вершинах сосен и гор, и Фарит как-то тяжело и прерывисто задышал, словно сам собирался заплакать, и как будто чтобы не заплакать, он заговорил негромким голосом, неловко гладя девочку сбоку по волосам:
– Ничего, ничего, маленькая. Вот сходим в Город, разберёмся со всеми вопросами и проблемами, узнаем всё, что хотим узнать, избавимся от призраков прошлого и снова двинемся в путь, с той же безмятежностью и с тем же спокойствием, с какими мы путешествовали всегда. Потерпи, милая, уже немножко осталось, уже осталось совсем чуть-чуть…
– Фарит! – резко окликнул его Аглям сзади.
– Убей его, – сквозь слёзы капризным тоном попросила отца Айгуль.
– Конечно, милая, – тут же согласился Фарит. – Во всяком случае, за нами он не поедет, это я тебе обещаю.
– Если вы меня убьёте, – торопливо начал Аглям и попятился, – вы уже никогда не узнаете всего.
– Ну и слава Богу, – согласился Фарит, поворачиваясь к нему лицом. – Зачем знать лишнего, много знания – много печали, это мне Айгуль прочитала из какой-то толстой книжки, – и он неприметным движением вскинул ятаган, уже, как оказалось, давно находившийся в его руке. Он сделал шаг вперёд и остановился с задумчивым видом.
– Почему ты не бежишь, – с недоумением спросил он. – Я бы не стал за тобой гнаться. Неужели удовольствие продемонстрировать нас своему начальству так велико, что ты готов умереть, но не сойти добровольно с места? Впрочем, это тоже не важно, – И Фарит снова двинулся в перёд, слегка тряхнув рукой с ятаганом, как бы разминая плечо.
– Эй-эй-эй-эй, – торопливо зачастил Аглям, всё так же, но уже с гораздо большей скоростью пятясь назад. – без меня вы не скоро найдёте дорогу в Город, а вы же решили через него пройти…
Фарит остановился так внезапно, словно натолкнулся на какую-то невидимую преграду. Он несколько мгновений молчал, с выражением неподдельной задумчивости на лице рассматривая Агляма.
– И как быстро ты нас проведёшь в Город, сучонок? – наконец ,спросил он.
– Не называй меня сучонком, – с внезапным раздражением огрызнулся Аглям и перестал пятиться. – Что позволено Айгульке, которую я нянчил в колыбели, не позволено тебе, который втянул нашу маленькую девочку во все это дерьмо.
Фарит молчал ещё несколько мгновений и ещё несколько мгновений рассматривал собеседника.
– Ты не ответил на мой вопрос, – наконец, сказал он, но слово «сучонок» не добавил в конце фразы. – Так как быстро ты нас проведёшь в Город, а?
– В течение часа, – с холодной уверенностью и теперь уже без всякого страха отрезал Аглям.
Фарит помолчал ещё полсекунды.
– Время пошло, – внезапно сказал он и тут же круто повернулся и двинулся обратно, засовывая в ножны ятаган.
Они напряжённо и стараясь направлять коней по мягкому мху, чтобы их шаг был наиболее бесшумным, двигались в густом ельнике меж покатых отрогов, возносящихся в высоту с двух сторон. Аглям ехал впереди, и он словно чувствовал кожей на задней части шеи прикосновение острия клинка в фаритовской руке. Уже миновал полдень и после полудня прошла масса времени – достаточно для того, чтобы солнце спряталось в глухих межгорных тенях, и теперь в ельнике быстро темнело несмотря на то, что сквозь тонкие стволы и мохнатые ветки отчётливо просвечивал солнечный день. Элз и Йойхо, безоружные, следовали сразу после Фарита, и Айгуль ехала последней, не отрывая взгляда от их спин и бдительно удерживая руку на рукояти кинжала за поясом, и, словно чувствуя её остервенелый, дышащий смертью недетский взгляд, они ехали, максимально стараясь сохранить неподвижность и демонстративно удерживая руки на виду. В какой-то момент они поравнялись друг с другом и обменялись короткими взглядами, полными растерянности и тоски, и Элз лишь еле заметно вздохнул и чуть покачал головой, словно удивляясь невозможности и безысходности ситуации и при этом по-прежнему стараясь не делать резких движений. Йойхо с полной безнадёжностью отвёл от него взгляд и чуть напряг лицо, как будто собираясь что-то сказать.
– Йойхо! – резко окликнула его девочка. – Ты мне глубоко симпатичен, но это не поможет тебе прожить лишний миг, если ты будешь продолжать играть у меня на нервах.
Йойхо чуть заметно вздохнул ещё раз и вновь постарался придать себе максимальную неподвижность, а Айгуль тем временем перевела свой прицельный взгляд вперёд, в строну авангарда отряда с недовольно, хотя и очень тихо, пыхтящим Аглямом во главе.
– Там скоро-нет, сучонок? – недружелюбно крикнула она.
Лицо Агляма впереди на миг исказилось от сдерживаемой ярости, и он резко шевельнул губами, явно матерясь про себя, но когда он повернул лицо к Айгули, оно выражало лишь полнейшую преданность и безмятежность.
– Уже выходим, милая, – мягко и с неожиданно неподдельной любовью произнёс он. – Так что – поберегись.
И тут же разом кончилось всё одновременно: и ельник, и отроги, меж которыми он был притулён, и, самое главное, солнечный день, как будто небо вдруг заволокло тучами, хотя солнце по-прежнему сияло на нём достаточно ярко, чуть клонясь к Западу по косой линии с высоты. Они все пятеро стояли перед мрачной ровной поверхностью, вдруг оказавшейся там, где по всем законам природы должна была находиться очередная просторная долина – но долины не было, и была лишь мерзкая ровная поверхность болотистой почвы, заполнившей, как это сразу ощущалось, всё пространство ожидаемой долины почти до горных вершин, на склоне одной из которых маленький конный отряд как раз и стоял в неподвижности и растерянности – почвы, заросшей мхом и тусклым травянистым покрытием и просвечивающей сквозь это покрытие ядовитыми бездонными лужицами там и сям.
Айгуль невольно поёжилась и знобко передёрнула плечами.
– Стемнело, что ли? – обеспокоенно спросила она, ни к кому не обращаясь. – Вроде рановато пока.
Фарит, неподвижно глядя прямо перед собой, молча покачал головой в знак отрицания.
– Это не стемнело, – негромко сказал он. – Это так было задумано… такие декорации, чтобы всякий, кто окажется здесь, ощутил подавленность и депрессию и тем самым в какой-то степени утратил свой боевой потенциал. А вообще, пока что не темнеет. Совсем, – он оглянулся и коротким режущим взглядом посмотрел Элзу с Йойхо в глаза. – Вы ощутили подавленность и депрессию, нет? – в лоб спросил он, словно выстрелил.
– Чё!? – с невыразимой тоской в потухшем голосе переспросил его Йойхо, но Элз тут же продолжил вместо него:
– Ощутили или нет, какая разница, – с той же тоской ответил он. – Не возвращаться же обратно через горы и змеиные гнёзда.
Фарит порывисто и истерически засмеялся в ответ.
– Вот-вот, – продолжая хохотать, высказался он, – это тоже так было задумано: чтобы никто не пошёл обратно – то есть, во-первых, чтобы утратил боевой потенциал, а во-вторых, чтобы не осмелился отправиться назад, а так и попёрся, подавленный и депрессированный, и неспособный сопротивляться, а тем паче воевать, прямо под пули, как баран под нож мясника…
– Да куда попёрся-то? – с диким раздражением, в котором явственно и совершенно неожиданно для хладнокровного, расчётливого бойца, каким его успели узнать окружающие, зазвучали истерические нотки, заговорил Элз. – В болото, что ли? Ты разуй шары, дороги же нет, впереди одни трясины, в которых утонет даже лось, – и это точное и правдивое определение вызвало в Фарите новый взрыв хохота.
– Точно, – хохотал он, – впереди одни трясины, самые настоящие, хотя и рукотворные трясины, трясины, в которых уже наверняка сгинула чёртова уйма народу, заплутавшая ночью или просто сбившаяся с пути, трясины, созданные такими же полудурками, как все вы, лишь для того, чтобы никому не дать пройти в Город – а вы как думали – почему этот долбаный Город не могли найти десятки тысяч людей, которые искали его годами – до потому что маскировка идеальная, Город замаскирован, как окопы во время войны, только намного лучше, людишки в близлежащих горах ещё очень долго не заподозрили бы, что под вроде бы гнилым гибельным болотом скрывается Город, воспетый в песнях и стихах…
Все молчали и устало смотрели на Фарита во все глаза, и лишь Аглям, по-прежнему находившийся впереди, под прицелом глаз Фарита, давно уже отвернулся и бесцельно глазел куда-то вбок.
– Как же Город живёт под этим слоем, папа? – неожиданно задала вопрос Айгуль, и от нежного детского звука её голоса Фарит неожиданно успокоился и перестал истерически и безумно хохотать.
– Там нет никакого слоя, дочка, – с грустью и нежной любовью ответил он. – Сплошная поверхность болота – лишь визуальный эффект, достигнутый высокими технологиями. На самом деле специально построенные трясины находятся лишь по периметру долины, а там, в середине, нет никого болота и никаких трясин, и туда наверняка ведёт специальная тропа меж резервуаров с гниющей грязью и редких искусственных островков воды. Тропа должна быть обязательно, поскольку ни один город не может существовать в условиях полнейшей замкнутости и обособленности, тропа обязательно где-то здесь есть, её только найти – вот и вся задача, которая перед нами вдруг оказалась.
Остававшийся неподвижным на протяжении всего этого диалога Аглям смачно сплюнул в сторону и зашевелился, начиная поворачиваться в сторону остальных, и все как-то разом вдруг поняли, что то, что Аглям сейчас скажет, для них всех чрезвычайно важно, и дружно замолкли, выжидающе глядя на него.
– Хрен ли искать, – с угрюмой и безысходной злобой сказал он и сплюнул в сторону опять. – Я вас прямо на тропу и вывел… вон она в паре метров впереди, осталось только двинуться вперёд, и мы окажемся в раю, – И слова «в раю» он произнёс с неожиданно и ужаснувшей окружающих ненавистью, каким-то чудом умудрившись выразить её вкупе с едкой насмешкой и какой-то безысходно печальной просветлённостью – эдакой печальной просветлённостью смертника, уже отрешившегося от всего.
И он первым двинулся вперёд, бросив через плечо всем прочим:
– Давайте за мной.
Его конь спокойно и безбоязненно ступил тонкой ногой в трясину, которая внешне выглядела страшной и совершенно непроходимой, и вокруг тонкой конской ноги даже не всколыхнулась тяжёлая болотная масса, всё так же пузырящаяся газами и словно вздыхающая и всхлипывающая жуткими влажными звуками, конь вошёл в эту массу легко, словно в воздух или в плотный туман, сразу утонув во всём этом по колено, и так же легко двинулся вперёд, въезжая в болото с такой непринуждённостью, словно у него на пути не было ничего, миг – и вот уже острые подвижные лошадиные уши исчезли в удушливой тяжёлой грязи, и теперь только Аглям, сидящий на ушедшей в глубину лошади верхом, был виден из трясины по пояс. Именно в этот момент он остановил коня и повернулся к глазеющим на него с берега спутникам вполоборота.
– Ну, что уставились? – негромко сказал он, и его голос почему-то необычайно мощно прозвучал над необозримой поверхностью ядовитых болот. – Топайте за мной. Только ступайте след в след, не дай Бог вам отклониться от пути, тут справа-слева самые настоящие трясины, и то, что они созданы специально человеческими руками, дела не меняет, утопнете за милую душу, – он снова повернулся и двинулся в глубину, погружаясь всё больше.
– Присматривай за этими, – напряжённо сказал Фарит дочери и тоже двинулся в путь. Его конь вошёл в болотное желе лишь по щиколотку, когда Фарит остановился и повернулся лицом назад.
– Всё верно, – твёрдо сказал он. – Обычная визуальная маскировка. С виду трясина, а на самом деле нет ничего. Пошли, дочка. Гони этих… волосатых, и где они только такие парики раздобыли, им же лет по пятнадцать, и все эти пятнадцать лет они валялись где-то на складах, пережив и бомбу, и новые времена, – он тоже легко двинулся вперёд, уходя в трясину вслед за Аглямом всё глубже и глубже и при этом даже не взволновав её грязевую поверхность.
– А не странно выглядит болото в горах? – неожиданно задал вопрос Элз, послушно направляясь вслед за ним.
– В Уральских горах бывает всё, – совершенно серьёзно ответил Фарит, продолжая погружаться в глубину. – Тут никого не удивишь болотом и трясиной.
Они один за другим окунулись в поверхность морока, двигаясь аккуратно и не спеша на лошадях, не выказавших ни малейшего сомнения или испуга и словно даже не заметивших, что перед ними находится иллюзия болотного омута, и сразу же вошли в темноватый узкий проход мех чёрных гибких стен резервуаров, содержащих в себе болотные омуты вокруг, и двинулись по узкой, прямой, как стрела, дорожке вниз, временами цепляясь пальцами за гладкие стены, словно боясь потерять равновесие в темноте, и обычные звуки болотистой местности, с чавканием мокрой почвы, криками птиц и кваканием лягушек постепенно угасли и исчезли позади.
– Хорошая стеночка, – задумчиво отметил Элз, продолжая касаться кончиками пальцев чёрной, слегка податливой стены.
– Да, – вяло ответил Фарит. – Высокотехнологичный пластик. Крепче, чем сталь, в сложенном виде много места не занимает и коррозии не подвержен. Хорошая вещь. Вечная.
– Как ты много знаешь, папаша, – всё так же задумчиво резюмировал Элз.
– Что есть, то есть, – с тон ему согласился папаша. – Я знаю намного больше, чем ты подозреваешь.
Дорога уходила не очень круто вниз, и вскорости, когда звуки болота погасли у них за спиной, цокот копыт стал звучать гулко и эхом метаться на пути впереди них, от этого возникло ощущение, что они продвигаются по всем им привычному очередному коридору какой-нибудь пещеры внутри горы, и это ощущение привычности вдруг успокоило и расслабило всех, даже Айгуль неприметным движением опустила вниз, к телу, локти, которые до этого молча и напряжённо удерживала слегка вразлёт, крепко сжимая обеими ручонками поводья коня, и какая-то необъяснимая мрачная тень жестокой удовлетворённости появилась на её явно слегка расслабившемся лице; тут гулкость топота копыт стала как бы смягчаться и стихать, словно звуки наконец-то, где-то нашли себе выход, перестав метаться в узком пространстве от стены к стене, ещё через миг лёгкий свет забрезжил впереди, кони поставили уши торчком, начали быстрее переступать ногами, и все люди как-то сразу и одновременно притихли, неосознанно вытягивая шеи вперёд и пытаясь разглядеть приближающийся источник света, но тут тропинка сделала резкий поворот, и яркий свет брызнул им в глаза, заставив зажмуриться – именно так, жмурясь и даже слегка прикрывая глаза рукавами, люди сделали последние несколько шагов в тоннеле, и уже в следующий миг под ними открылась сияющая глубина долины, воздух которой был наполнен светом солнца, и этот свет пылал вдвойне ярче обычного, потому что отражался от белоснежных стен и многочисленных сверкающих стеклянных и пластиковых окон и витрин большого города, раскинувшегося внизу, город в этом солнечном свете весь сиял и действительно напоминал рай, и лёгкая нежная дымка, окутывающая его лёгким флёром, а также доносящиеся оттуда, снизу, чуть слышные мелодичные звуки какой-то музыки лишь усиливали и дополняли ощущение.
Все остановились, сгрудившись кучкой в начале серпантином уходящей вниз тропы и забыв наблюдать друг за другом, бесконечно долго в полном молчании и с открытыми ртами созерцали волшебное зрелище перед ними.
– Уау!!! – наконец, в полном обалдении и восторге сказала Айгуль и, словно заворожённая, медленно двинулась вниз по тропе, все тут же начали брести вслед за ней, не отрывая глаз от прекрасной картины, и лишь Аглям некоторое время мешкал, с лёгкой грустной усмешкой наблюдая за своими словно потерявшими рассудок спутниками, затем он тоже тронул поводья коня, так же медленно, как и остальные, но не особо глазея на город впереди, начиная движение вслед. Они двигались по серпантину то вправо, то влево, навстречу чудному видению, звукам музыки и свету, не отрывая от города глаз, и в процессе всего движения Аглям незаметно обходил и обгонял всех путешественников и, наконец, поравнялся с Фаритом, который так же, как и остальные, неотрывно смотрел на сияние, поднимающееся навстречу им всем.
– Ты-то хоть понимаешь, что всё это – всего лишь внешний вид? – спросил он его после того, как некоторое время ехал рядом с ним молча, сосредоточенно и спокойно молча.
– Всё равно красиво, – грустно ответил Фарит, не отрывая от города глаз.
– Красиво, – с неменьшей грустью согласился Аглям и чуть заметно вздохнул, отворачиваясь в сторону от наконец-то достигнутой цели пути. Люди медленно и ровно, мерно покачиваясь в сёдлах и словно спя на ходу, как сомнамбулы, спускались в долину, не отрывая от города затуманенных глаз. Аглям ехал вместе со всеми, некоторое время глядя в противоположную сторону, затем вновь повернулся к Фариту, смотрящему вместе со всеми вниз.
– Очнись, Фарит, – напряжённо сказал он. – Ты-то знаешь цену этому красивому зрелищу, ведь это же ты создал город.
– Вы меня с кем-то путаете, гражданин начальник, – без всякого выражения ответил мужчина, всё так же не отводя от города взгляда.
– Фарит, приди в себя! – с гораздо большей настойчивостью и нажимом прознёс Аглям, начиная мелко и яростно дрожать желваками в нижней части полноватых округлых щёк. – Этот город – точно такой же морок, как и то болото наверху, скрывающее в него вход, с той лишь разницей, что там был морок честный – он предостерегал неосторожных путешественников, и не позволял им войти в эту грязь. И не лепи мне, пожалуйста, деревенского полудурка. Ты прекрасно понял, что я тебе хочу сказать, и ни хрена я тебя ни с кем не путаю, и не называй меня, бля, гражданином начальником, – на последних словах Аглям сорвался в крик, и люди с как будто заспанными лицами оглянулись в их сторону, на миг оторвавшись от волшебного зрелища впереди, но тут же забыли, зачем они оглядывались, и снова начали пялиться вперёд и вниз, не переставая покачиваться в сёдлах, словно куклы или манекены, привязанные к лошадям.
– Видал, – значительно тише констатировал Аглям. – Они уже почти рехнулись за каких-то десять минут, а что будет с вами со всеми через пару часов, у горожан-то хоть есть привычка и иммунитет, а во что с непривычки превратитесь все вы? На вас-то всех, на старых шизофреников, мне наплевать, особенно на тебя, Человека-Который-Создал-Город, тебя именно так называют местные легенды – ты не знал? – ты-то как раз должен быть покаран Господом за то, что такая мерзость, как этот долбанный Город, когда-то, много лет назад, взбрела в твой шизофренический ум, но я беспокоюсь за Айгуль, уж она-то точно ни в чём не виновата…
Фарит неожиданно отвёл взгляд от Города и долго смотрел Агляму в глаза.
– А жаль, что она тебя в тот раз не зарезала, а, согласись? Сейчас некому было бы привести нас в дерьмо.
Аглям медленно приподнял подбородок, некоторое время подержал его, словно раздумывая, и, наконец, так же медленно его опустил, завершая чрезвычайно экономный и малозаметный кивок, однако слова, сразу же произнесённые им, прозвучали совершенно искренне и с неожиданной экспрессией:
– Да, – сказал он, – жаль, что она меня тогда не зарезала. В этом случае я бы вас сюда не привёл. Ужасно жаль, что она меня в тот раз не зарезала.