top of page

2 ГЛАВА

Все пятеро на миг застыли у двери. Во дворе была настоящая какофония: оглушающая пальба и неразборчивые яростные крики. 
– Есть вариант, – совершенно спокойно предложил Второй и слегка размял покатые плечи круговым движением. – Мы трое выйдем и примем бой, а ты, Женя, тем временем выскочишь через окно какой-нибудь квартиры. Но пацана, конечно, в таком случае придётся из расчётов списать, сам как-нибудь выкрутится, а нам не до жиру, главное тебя до Конторы доставить. 
Женя мгновение размышляла. 
– Нет, – отмела она предложение, решив, что через окно они зашли, ещё когда их тут ждали после взлома Базы, знали же, что придут. Теперь, раз дверь обстреливается, от них как раз и дожидаются, что, они попытаются выйти через окно, а значит, все окна контролируются и находятся под прицелом в ожидании их появления. А это в свою очередь означало, что меньше всего их ждут здесь, в дверях. Никому не придёт в голову, что они всё-таки, как и положено воспитанным людям, выйдут в двери, находящиеся под перекрёстным огнём. 
Объяснять ход своих мыслей она не стала, дабы не терять драгоценного времени, а лишь приказала: 
– Приготовиться к атаке, по моему сигналу выходим обычным порядком, вы «треугольником», я в центре, пацан рядом со мной, от него в перестрелке всё равно никакого толку, – она резко выдохнула, чуть повела головой из стороны в сторону, разминая шею, и опять напряглась, готовясь к броску. 
– Подождите, – в момент, когда все меньше всего желали услышать его голос и когда водила уже опять взялся за рычаг, дрожащим голосом вдруг окликнул её задержанный и даже нагло ухватил за рукав. 
Вообще-то, выслушивать дилетанта, теряя немногие оставшиеся в их распоряжении секунды, не было никакой теоретической необходимости. Но Женя за свою практику агентурной работы чётко усвоила один принцип: кинуться под пули никогда не поздно, тут пара секунд не играют решающей роли, а вот свежий, не зашоренный теорией и предыдущим опытом взгляд на ситуацию постороннего человека может оказаться вполне полезным, во всяком случае отмахиваться от мнения нового человека, как это сплошь и рядом делают менты, совсем не признак ума. 
– Стоп! – приказала Женя своим людям и нетерпеливо посмотрела на пацана: – Только очень быстро, малыш, – предупредила она. – Мы очень торопимся, сообщаю это на случай, если ты сам не заметил. 
Вместо ответа пацан продолжал тянуть её за рукав, вздувшийся на маленьком нежном бицепсе правой руки, удерживающей пистолет возле уха дулом вверх. 
– Давайте лучше пройдём здесь, – почему-то шёпотом, лихорадочным, свистящим, но всё-таки шёпотом заговорил он, уже почти силком пытаясь уволочь её к железному, окрашенному ядовитой зелёной краской люку подвала. 
Оперативники мельком переглянулись. 
– Мы там будем как мыши в мышеловке, – предостерегающе пробормотал Жене Второй. 
Женя мешкала не больше секунды. 
– Веди! – приказала она пацану и пристально взглянула ему в глаза, решив, что выйти в неожиданном месте, если выход действительно есть, будет замечательно, если же выхода нет, они, по её внутреннему хронометру, ещё должны успеть, пока вторая группа держит на улице оборону, пацана пристрелить за измену Родине, благо никакой необходимости в нём больше нет, Женя уже и без него знала всё, а некоторые нюансы, которые он мог бы сообщить на допросе, решающего значения не уже имеют, и вернуться к первоначальному плану выходить на прорыв здесь, через подъёздную дверь. 
Люк заскрипел ржавыми петлями, открываясь, когда пацан с усилием потянул ручку на себя, и Женя невольно поморщилась из-за вбитой в неё профессией привычки к тишине, хотя сейчас, при нескончаемом грохоте выстрелов, соблюдать тишину было совсем не обязательно. Открытый, непроницаемо тёмный зев подвала показался бездонным, и из него, как из бездны, ровно и устойчиво дуло влажным зловонным теплом. Женя в замешательстве нежно покусала нижнюю губу, чтобы она чуть порозовела и стала ещё более сексуальной, и негромко приказала: 
– Давай вперёд, сусанин. Показывай дорогу. 
Сомнения по отношению к объекту в ней всё усиливались. 
Тугая мгла подвала обняла, словно мокрое вонючее одеяло. Чуть слышались издалека приглушённые звуки перестрелки, что-то жидкое, похожее на вековую грязь или размокшее дерьмо, чавкало под ногами, ровно гудели и пахли нечистотами неплотные стыки близких труб. Мягкий свет раннего вечера тонкими лучами пробивался в дырочки досок, наглухо закрывающих подвальные окна-бойницы, выходящие наверх. Что-то живое, упругое и мерзкое шебуршалось по всем углам, замирая при их приближении, и склизкие тягучие капли вытягивались с потолка, то и дело налипая на их лица, словно свежие испражнения. Пахло чужой мокрой шерстью и мочой. 
– Симпатичное местечко, – почему-то тоже шёпотом дала оценку Женя. – Ты откуда эти места знаешь, Серёж? 
– Мы здесь тусуемся, – тоже шёпотом ответил объект, осторожно продвигаясь впереди. 
– ЗДЕСЬ?!!! 
Женя вдруг впервые подумала, что в раздражённых заявлениях скинхэдов на допросах по поводу грязности, вшивости, лишаистости и спидозности неформалов есть доля истины. Господи, эти скинхэды не брезговали неферов только бить, они никогда даже не пытались, например, девушек-неформалок принудить к совершению сексуальных действий, каковую их позицию лучше всех и с чрезвычайной эмоциональностью сформулировал, как ни странно, скинхэд-башкир в Уфе, когда Женя была там в командировке в последний раз: 
– Да ну их на хуй!!! Об этих вонючих сук никто свой член марать не будет. 
Объект неожиданно остановился. Вокруг царила кромешная тьма, и мягкий стук падающих в рыхлую почву капель не заглушали даже звуки битвы снаружи. Второй слегка пошевелился, не видный в темноте, и осторожно и медленно выдохнув, тихо поинтересовался: 
– Пришли? 
– Да, – так же тихо ответил объект. 
Все немного помолчали. 
Женя бесшумно сделала шаг назад и, руководствуясь в кромешной тьме солдатским чутьём, незаметно нашла стволом пистолета траекторию полёта пули объекту в затылок. Рукоять чуть вспотела у неё в руке. 
– Зачем? – тоже тихо спросила она. 
– Вы не могли бы все дружно немножко помолчать, – с внезапным и глубоко нервным раздражением высказался Сергей. – Найти же надо, а вы тут… – и начиная двигаться куда-то в сторону, пробурчал: – джеймсы бонды, бллллядь! 
Он завозился где-то у мокрой стены, явно шаря по ней руками. 
– Обычно мы тут всегда с фонариками, так что если ворвались скинхэды или менты, находим быстро… – бормотал он себе под нос, то и дело оскользаясь на мокрой почве. – А! Вот! 
Он чуть слышно закряхтел от какого-то усилия, и что-то деревянно скрипнуло в его стороне. Объект приостановился и опять забормотал: 
– Так-то мы тут проходим с разгона, висят же на хвосте, ну и… на бегу – ррраз! – и разбежались, а сейчас-то… – он сделал вдох, приостановил дыхание и снова закряхтел, с влажным звуком скользя подошвами по грязи. 
– Мы торопимся, Сергей, – предостерегающе напомнила Женя и мягко переместила указательный палец со скобы на спусковой крючок, продолжая удерживать его под прицелом. 
– Да-а-а? – удивился Сергей и вновь стало слышно, что он напрягся, хотя и на сей раз без всякого кряхтения. 
Что-то опять скрипнуло с деревянным и ржавым звуком, затем скрипнуло погромче, и в темноту подвала неожиданно упала узкая полоса света. Серега опять приостановился, чуть вздохнул, выдохнул и вновь закряхтел, уже вполне различимо в полумраке наваливаясь на деревянную дверь. 
Когда щель стала достаточной для того, чтобы в неё пролез не очень толстый мужчина, Женя опустила пистолет и негромко приказала: 
– Достаточно! Освободите, пожалуйста, проход, товарищ задержанный, пройдите в арьергард, – и почувствовав некоторое смущение от собственной стервозности и неблагодарности, остановила проходящего мимо хакера мягким прикосновением к плечу и без всякого интереса поинтересовалась: – Что это за дырка-то? 
В слабом свете, проникающем с улицы, резко очерченное тенями лицо пацана осветилось смущённой улыбкой: 
– Так нас же менты и скинхэды всё гоняют и ловят. Ну и мы пару дверей, они тут под каждым подъездом выводят за дом, гвоздиками чуть наживили и снаружи балки придекоратировали типа наглухо забито. Как сюда за нами врываются, мы все к этим дверям: пнул и сделал ноги через чужие дворы. 
– Пойдёшь за мной и перед Третьим, – никак не комментируя эту вполне профессиональную схему ухода, приказала Женя и наконец-то вновь дала всем долгожданную команду: – Вперёд! 
Они пронеслись мимо дома, хоронясь за толстыми стволами старых московских деревьев, в мгновение ока свернули направо, подальше от раскалённого битвой двора, перебежали маленькую загаженную площадку перед мусорными баками, углубились в кусты, и уже выбегали меж торцами двух домов в небольшой переулок (Женя уже решила, что они прорвались), когда резко, словно от удара ломом в грудь, на всём бегу Второго подбросило в воздух и он в полёте даже перевернулся прежде чем с глухим мёртвым стуком упасть на асфальт. 
Лишь после этого послышалась короткая автоматная очередь, она утихла на одно мгновение, затем Женя, ввинчиваясь сквозь внезапно загустевший воздух в ближайшие кусты, услышала, что автомат отдалённо зафырчал снова, сплёвывая по несколько пуль коротко и зло, и она как будто видела за собой, как экономными грамотными очередями вспарывается позади неё в недлинные рваные линии мягкий летний асфальт. Она уже была в самом сердце кустарника, когда одна из очередей её догнала, Женя метнулась вбок, опрокинулась на спину и, переворачиваясь на липкой земле, услышала сухое, будничное щёлканье пуль, сбивающих с кустов мелкие веточки и листья, по тому самому месту, где она только что находилась. 
Глубоко и сильно дыша носом, Женя осторожно приподняла голову. Сквозь кустарник просвечивало относительно свободное пространство, по которому они только что бежали. Из оставшихся никого не было видно, а это означало, что они живы – молодцы, вот что значит профессионалы, успели и от пуль уйти, и занять непросматриваемые позиции, так что разглядеть их с точки прицеливания теперь невозможно. 
Женя почему-то была уверена, что малыш не сумел толком спрятаться и его легко будет высмотреть, но и его нигде не было видно – похоже богатый опыт убегания от ментов и скинхэдов многому его научил. 
Прямо в середине открытого проёма меж кустов в нелепой ломаной позе искалеченной куклы неподвижно лежал Второй, похожий на кем-то выброшенный за ненадобностью пыльный тюк одежды, и в откинутой вбок руке он по-прежнему сжимал оружие, которое даже в мгновение внезапной смерти так и не выпустил из рук. Он был мёртв, и сомневаться в этом не приходилось, Женю всегда удивляло, насколько человеческий труп не похож на, например, лежащего пьяного или просто потерявшего сознание человека – да, от правды никуда не уйти, Второй был мёртв абсолютно, он лежал, как мёртвый, и одежда на нём была скомкана, как на мёртвом, и всё его мёртвое тело было полностью мёртвым, каким оно бывает только у мёртвых. 
Девушка медленно повернула голову и, сузив слегка раскосые, как у всех русских из мест, побывавших под татарами, глаза, пристально всмотрелась вперёд. Ни хрена она, конечно, в серых глыбах домов не увидела – там тоже не такой, похоже, затаился кадр, чтобы его легко можно было разглядеть. Она долю мгновения размышляла. 
– Первый, – негромко произнесла она в микрофон, – вызови на себя. 
Ну вот, приказ отдан, и теперь Первый, не испытывая ни страха, ни сомнений в справедливости отданного приказа, в считанные секунды должен будет найти способ вызвать огонь на себя и при этом по возможности остаться в живых – он прекрасно осознает, что у них каждый боец на счету и погибнуть ему сейчас ни в коем случае нельзя, во всяком случае, пока не удастся вывести Женю на относительно безопасную территорию, откуда она сможет уже без помех в виде затаившихся снайперов и прочей пидарасни начать движение к Конторе. 
Кстати, интересно, почему этот-то снайпер убил не её, а Второго, но Женя тут же поняла, почему – целился-то он как раз в неё, но Второй вольно или невольно, случайно или нет, прикрыл её собой, сам попав под пулю– вот почему убит он, бежавший прямо перед ней, а не Первый, который бежал вообще-то впереди всех.
Размышляя над всем этим и при этом ни на миг не отвлекаясь от прочёсывания взглядом местности впереди, которое им сейчас так или иначе придётся форсировать, Женя плавным движением вытянула руку с пистолетом вперёд, укрепила локоть на земле, чтобы придать ей большую устойчивость, и большим пальцем взвела курок, чтобы до минимума снизить опасность того, что при выстреле ствол поведёт в сторону. Она была сосредоточена, как ягуар перед прыжком, и всё равно не уловила момент, когда серая и расплывчатая бесшумная тень Первого прянула из кустов, и мельтеша зигзагами среди кустов, понеслась к близким неподвижным домам – она заметила её боковым зрением, продолжая пристально вглядываться вперёд, и сразу увидела, как неяркими вспышками замерцала небольшая щёлочка между шторками в открытом окне второго дома, взлетели возле ног бегущего первые пыльные фонтанчики, взбитые первыми порциями пуль, и почти сразу после этого до неё вновь долетели негромкие звуки коротких очередей – всё правильно, бьёт без глушителя, чтобы достичь наибольшей точности попадания, знающий человек всегда старается по возможности не пользоваться глушителем, как, например, сама Женя. 
Она расслабила всё тело и подняла пистолет, поддерживая рукоятку снизу второй рукой, и прижмурила левый глаз, ловя в прорезь прицела точку чуть выше и чуть правее нетерпеливо вспыхивающих злобных огоньков. Прислушалась к шуму листвы под ветром, по этому шуму быстро просчитала в уме силу и направление ветра, внесла в уравнение возможную погрешность, просчитала уже с погрешностью, сделала микронную поправку на ветер, добавила ещё один микрон – на угол естественного сноса, вычла пол-микрона в обратную сторону – на преломление воздуха, тихонько вздохнула и не стала выдыхать, и, уловив момент между двумя ударами сердца, мягко потянула за спуск. 
Вообще-то удар пули должен был отшвырнуть стрелка в глубину квартиры. Но тот похоже увлёкся и разозлился из-за того, что никак не мог попасть в вёрткую стремительную фигурку, мелькающую среди кустов, такую доступную и такую неуловимую, и от злости потерял осторожность, приблизившись к барьеру и наклонившись слишком далеко вперёд. Так что в момент удара пули, как позднее предположила Женя, центр тяжести его вонючего тела находился слишком высоко, и свинцовый привет девятимиллиметрового калибра развернул его на месте, заставив выпустить очередную профессионально короткую – чтобы не задирался ствол! – очередь в никуда, и даже Жене с её позиции было видно, как чёрный силуэт за оконным проёмом взмахнул руками, крутанулся на месте, ввинчиваясь в липкую, как паутина, тюль, и вывалился в окно, увлекая её за собой. Гардины рухнули вслед за тюлью с чуть слышным тут звоном, рванулись, увлекаемые ею, вслед и упёрлись концами в края окна, тут же непрочные петельки тюли оторвались все разом, и бывший стрелок, бывший шпион, а ныне трахнутый дерьмовый труп полетел вниз, по инерции крутясь в воздухе и наворачивая на себя тюль ещё больше. Так он и встретился с асфальтом – весь замотанный в белое, словно в кокон, и от этого звук удара тела о мостовую был приглушённым. 
– Вот тебе, сука американская, заодно и саван! – довольно громко произнесла свою эпитафию Женя, приподнимаясь на колени, и почувствовала, как непрошеные злые слёзы закипели у неё на глазах. 
Она сморгнула их одним резким взмахом ресниц, долгим взором посмотрела на неподвижно лежащего Второго и прямо с места сразу перешла на бег, крикнув во всю мощь лёгких: 
– Вперёд!!! На прорыв!!! 
И, показывая пример, первая бросилась следом за своим авангардом, приостановившимся у очередного поворота в очередной двор и как раз в этот момент выглядывающим туда, проверяя нет ли очередной засады, и прежде чем им троим удалось до него добежать, наушник в её ухе опять ожил. 
– Женя, – явно как можно спокойнее, стараясь сдержать тонкую дрожь напряжения в голосе, заговорил командир второй группы. – Они тут с перестрелки все разом снялись и помчались куда-то за дом: кто на машинах, а кто пехом. Похоже, за тобой. Мы сейчас выруливаем за ними, пару машин, думаю, подобьём (а значит, подобьют машин пять-семь, произвела свой подсчёт Женя), а остальных никак не успеваем. Они вас догоняют, Женя, давай-ка пошустрей, – он сделал напряжённую паузу, явно сомневаясь, стоит ли продолжать, и затем всё-таки осторожно сообщил: – Их тут целая армия, и подтягиваются всё новые силы. Похоже, о крутой секрет ты тут потёрлась, Женя, они явно решили завалить тебя любой ценой, не считаясь с потерями и затратами. Вот только – как же они догадались о твоём направлении движения, ты там осмотрись, нет ли чужих глаз, может, кто-то вас ведёт. 
Всё правильно, подумала Женя, не став огорчать собеседника рассказом о уже состоявшемся у них скоротечном огневом контакте. Тот сучонок, что сейчас остывает, завернувшись в тюль, на асфальте под своим гнездом, был профессионалом – и несмотря на полную уверенность в своём успехе, не забыл сообщить об их появлении до того, как открыл огонь. А чуть позже те попытались с ним связаться, дабы узнать результат его работы, ответа не получили и реконструировали картину произошедших событий в один миг, тем более, что никакой сложности это не представляло: раз он начал стрелять и через пяток минут не доложил, а на связь больше не выходит, результат не менее ясен, чем при сложении двух и двух. 
«Эх, мляааа, где же кавалерия?» – подумала Женя и побежала быстрей, слыша, как вразнобой стучат подошвами по земле её сотоварищи в арьергарде. 
Они почти пробежали очередной двор насквозь, когда с визгом шин им навстречу вывернулись сразу несколько машин, и Женя не успела ни о чём подумать, вскидывая пистолет. Оружие быстро и часто задёргалось в её руках, повинуясь нажатиям на курок, лобовое стекло той машины, что была поближе, лопнуло и разлетелось мелкими пластиковыми осколками, уже окрашенными кровью сидящих внутри людей, потому что на стреляла не просто по стеклу, а по тёмным силуэтам в салоне, по верхним их частям, где округло угадывались головы – так было разумнее всего с учётом нездоровой страсти всяких обормотов к бронежилетам, пусть даже портящим фигуры, и теперь машина, летя вперёд по инерции, шла юзом и медленно заваливалась на бок, болтая, как тренировочными манекенами, мёртвыми телами внутри, тачки, следующие следом, завиляли и заюлили, пытаясь избежать столкновения, но уже грохотали пистолеты друзей справа и слева от Жени, да и сама она тремя мгновенными движениями уже сменила в рукоятке обойму, передёрнула затвор, досылая патрон в опустевший ствол, и тут же, без малейшей заминки снова открыла огонь. 
Одна машина взорвалась с гулким хлопающим звуком и пылающим шаром влетела в дерево, от прицельного огня обрушились серебристым фонтаном теперь уже боковые стёкла следующей, две последующие, усыпанные пробоинами в корпусах, словно оспинками, с громом сминаемого железа налетели друг на друга, выдав отсутствие управления, и тут же на миг настала оглушающая звенящая тишина, но уже вновь завизжали покрышки, и новые и новые тачки стали выворачивать во двор сразу с двух сторон, позади, в только что пройденных ими кустах замелькали тёмные, полусогнутые, словно у крыс силуэты, Женя крикнула: 
– Круговую!!! – и они втроём соединились спинами, закрыв пацана внутри периметра круговой обороны, составленного их собственными телами, и повели огонь сразу во всех направлениях. 
Вновь раздался гром и звон осыпающихся стёкол, вновь атакующие автомобили одна за другой пошли юзом, лишённые управления; с раскрытыми в беззвучном многоголосом крике ртами, закувыркались среди кустов подбитые пешие враги, уже открылся впереди небольшой проход, в которой Женя тут же решила идти всей командой на прорыв, но тут над её головой гулко взвизгнула первая пуля, и она наконец с тоской и ужасом поняла, что они почти проиграли. 
Она вновь быстро перезарядила пистолет, под грохот оружия напарников вертя головой во все стороны, как на шарнире, и оценивая оперативную обстановку. Так, отступление в тыл закрыто – мелькающие среди кустов скрюченные фигурки, непрерывно мерцающие вспышками выстрелов, словно тараканы, буквально затопили там все свободные участки. Оставшиеся в живых преследователи в левом конце двора, сейчас выскакивающие из машин, методично выкашиваются плотным огнём друзей, но из-за угла дома вылезают опять же, как тараканы, всё новые и новые персонажи. Правый конец, вообще-то, свободен, туда стреляла сама Женя, и то ли ей повезло, то ли стреляет она получше, но в той части живых никого, лишь разбитые и частично горящие, поднимая вверх клубы чёрного дыма, автомобили, но… прорыв туда сомнителен, за домом наверняка уже собираются достаточно серьёзные вражеские силы и, наученные горьким опытом, готовятся, по всей видимости, атаковать все разом – во всяком случае, Женя на их месте поступила бы именно так: приостановила бы сумбурную атаку, не принёсшую ничего, кроме внезапных ощутимых потерь в живой силе и технике, и подготовила бы к рывку все имеющиеся в наличии ресурсы. Впрочем, выбора всё равно нет, не считать же выбором единственный сохранившийся в резерве вариант оставаться на месте в глухой обороне и геройски пасть смертью храбрых, не выполнив основную тавтологическую задачу донести до Конторы донесение. 
Как там говорил старый, никуда не годный боксёр Расуль Ягудин, не выигравший, как она сильно подозревала, ни одного-единственного боя: «В обороне невозможно не проиграть»? 
Итак, решено. Пробиваем правый фланг. Женя передёрнула затвор и закричала в полный голос, едва слышный в адской какофонии перестрелки: 
– За мной!!! 
Она первая рванулась вправо, на ходу открыв беглый огонь по пехоте, снующей среди кустов, и чутко прислушиваясь, как устремившиеся за ней бойцы тоже отстреливаются на ходу. 
Они были уже почти на уровне крайнего подъезда, когда кто-то резко и сильно дёрнул её за рукав. Ей даже не пришлось оборачиваться, чтобы посмотреть, кто это так невежливо нарушает этикет обращения с дамой, потому что в тот же миг Сергей завопил как резанный ей прямо в ухо, перекрывая шум и грохот битвы: 
– Не туда! Сюда! – и понёсся по косой линии куда-то ещё правее, выкидывая вперёд длинные голенастые ноги и вполне грамотно пригибаясь под огнём, как заправский солдат. 
На сей раз Женя ни секунды не стала сомневаться и размышлять сразу по двум весомым причинам: во-первых, визг пуль в непосредственной близости от её молодой белокурой головы совершенно к этому не располагал, а во-вторых, пацан, вообще-то, разок их уже крупно выручил, тем самым доказав, что пора потихонечку начинать относиться к нему с бОльшим доверием, чем в тот момент, когда они, подорвав входную дверь, с оружием наголо ворвались к нему в квартиру. 
Она с быстротой и лёгкостью фокусника выудила сразу две гранаты из недр своей полностью снаряжённой незадолго до дежурства оперативной куртки, одновременным движением сразу двух пальцев сорвала с обеих чеки, метнула одну гранату на левый фланг, где выскакивающие из-за угла тачки, такое чувство, прямо там за углом интимно размножались почкованием, бросила вторую на уже пройденный ими путь, в калейдоскопическое мельтешение пешеходов нового типа – вооружённых до зубов и палящих куда попало! – и кинулась следом за пацаном. 
Пацан вломился в очередное месиво кустарника и заросших стволов деревьев, пропахшего мочой и калом настолько, что даже дым от горящих автомобилей, наносимый ветром как раз сюда, не мог этот запах заглушить. Он вильнул опять вправо, проскочил вперёд по узенькой тропке, вильнул влево, обежал какую-то странную, некогда бывшую белой, а ныне безнадёжно позеленевшую каменную будочку с громадными незастеклёнными стрельчатыми окошками, продрался сквозь кусты, выскочил ещё на одну едва улавливаемую в этих городских джунглях тропочку и дальше с полной целеустремлённостью помчался прямо в тупик, имеющий вид довольно высокого и не такого старого, как всё остальное, забора. 
«На хрен! – выругалась про себя Женя. – Опять непонятки. Времени-то опять выдавливать какую-нибудь дверцу уже нет». 
В непосредственной близости позади неё грохнул выстрел и сразу вслед за ним в некотором отдалении послышался короткий визгливый крик и треск падающего в кустарник тела. 
«На хвосте висят, сссуки, – резюмировала услышанное девушка. – Молодец, Первый, сопли не жуёт, – она знала, что по плану передвижения в бою тылы им сейчас прикрывает водитель. – Скоро и остальные гавнюки все сюда за нами вломятся, блллядь, ну где же кавалерия, Марик, обормот, ты там часом не уснул?» 
В этот момент хакер достиг тупика. Он, не приостановившись даже на пол-секунды, с разбегу резво, как блоха, подпрыгнул, ухватился руками за верхний край забора, рывком подтянулся, легко выполнил выход на силу, вскочил на забор левой ногой и, на мгновение почти выпрямившись на ней, взмахнул руками, подался вперёд и спрыгнул с противоположной стороны. 
«О как, – безмолвно похвалила его Женя, на ходу загоняя в кобуру оружие, чтобы освободить на всякий случай обе руки, хотя для прыжка ей вообще-то требовалась только одна. – Молодец! А мы у нас в ФСБ ещё лучше умеем», – она уже начала брать разгон, когда Первый крикнул ей в спину: 
– Женя, я догоню. 
И в этот момент забор перед ней вырос и закрыл собой пол-неба. 
– Третий! Вперёд! – крикнула Женя, не снижая темпа разгона, резко выдохнула, резко взяла чуть вправо, так же резко дёрнулась чуть влево и из этого зигзага взлетела на забор. 
Девушка вскочила на его верхнее ребро одновременно правой рукой и левой ногой, слегка моргнула, когда Третий птицей перемахнул забор рядом с ней, и поставив на ребро вторую ногу, выпрямилась в полный рост. 
Она обернулась и посмотрела Первому в глаза сверху вниз. 
Тот ответил ей прямым спокойным взглядом, худой, невысокий, с узким заострённым лицом, стоя в затемнённом проходе среди кустов. Редкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву и кроны деревьев, лежали на его русых волосах несколькими солнечными зайчиками, и от этого казалось, что волосы как-то так странно, местами, тронула седина. Не открывая глаз от Жени, он подтянул левую штанину, согнул ногу в колене и вынул из ножной кобуры ещё один пистолет. Затем он снова аккуратно расположил левую ступню на земле строго параллельно правой и ещё несколько крохотных мгновений смотрел ей в лицо, словно желая запомнить каждую его чёрточку, удерживая оба пистолета в вытянутых вдоль боков руках, как будто в стойке смирно. 
Момент, когда он повернулся и двинулся назад, был неуловимым: вот только что он смотрел на неё, а в следующий миг его тонкий силуэт уже растворился в густых тенях пройденного ими пути. 
Женя устало дрогнула лицом и с обозначившимся на всегда гладком безмятежном лбу тонкими морщинами бесшумно спрыгнула на землю с противоположной стороны дощатого забора. 
Два оставшихся спутника смотрели на неё, не говоря ни слова. Женя тоже промолчала. Что тут скажешь? 
Когда они снова начали движение, Жене показалось, что она расслышала первые выстрелы оставшегося позади человека. 
Они пробежали узкий проход между забором и глухой безоконной стеной какого-то странного здания – оно было похоже на старый, давно не функционирующий кинотеатр, и тут Женя решила, что так оно и есть, другие гипотезы просто не приходили ей в голову, добежали до угла, свернули, вновь немножко пробежали и вновь упёрлись в деревянный тупик. 
– Кажется, у тебя это фетиш, нездоровое влечение к замкнутым местам, – недовольно пробурчала на бегу Женя за мгновение до того, как Сергей, не останавливаясь, толкнул ладонью оказавшиеся перед ними некрашеные доски, и только тогда обнаружилось, что в заборе есть калитка, но поскольку калитка была тоже дощатой и не была обременена различными излишествами в виде ручек, колокольчиков, пружинок и запоров, то попросту полностью сливалась с забором, отчего изрядно смахивала на какой-то жутко засекреченный ход. 
За забором стало полегче. Звуки перестрелки уже почти не были слышны, от близких больших деревьев ощутимо тянуло вечерней прохладой, в оказавшемся перед ними дворе молодые мамы бродили с колясками, кучка детей абсолютно дошкольного вида возилась в песочнице, мирно гудела обычным дневным гулом улица за двором. В дальнем выходе из двора было видно, как по ней туда и сюда проносятся машины, и пешеходы снуют по мостовым. 
– Цепью, – приказала Женя, зачехляя оружие и прикрывая кобуру полой куртки. – Интервал пять метров. 
Они неспешным прогулочным шагом пересекли двор, вышли на улицу, прошагали несколько десятков метров по мостовой и, дойдя до наземного пешеходного перехода, остановились, культурно и вежливо дожидаясь зелёного светофорного огонька. Солнце уже спряталось за высокими домами, на улицах огромного города начиналась послерабочая толчея, наискосок через проезжую часть медленно вытягивались длинные широкие тени, и лёгкий предвечерний бриз приятно обдувал женино разгорячённое бегом и сражением потное тело. 
«Неужели прорвались? – с надеждой подумала она. – И как там наши на второй машине?» 
Она усилием воли заставила себя не топтаться, нервно переступая с ноги на ногу, как конь или официант возле Кисы Воробьянинова, но при этом продолжала непрерывно скользить взглядом по всему вокруг, чтобы успеть уловить в обычной городской суете что-нибудь необычное и подозрительное. Безумное внутреннее напряжение не проходило, выжигая её изнутри, словно текучей и юркой жидкой лавой, струящейся среди внутренностей и костей. 
Ну наконец-то зелёный! 
Троица не спеша пересекла проезжую часть в монолитной толпе людей, успевших к этому радостному моменту собраться у светофора. Машины с левого боку нетерпеливо взрыкивали моторами и хищно блестели в лучах заходящего солнца начищенными решётками и стеклами фар. Женя шла, слегка опустив голову – из этой позиции было удобнее искоса наблюдать за ними, напряжённо ожидая внезапного рывка. Потом они пересекли островок безопасности и теперь она чуть повернула голову в противоположную сторону, где тоже вибрировали, как натянутые струны, автомобили, сияя начищенными хромированными деталями и стеклом. 
На этой стороне улицы народу было почему-то поменьше – Женю всегда удивлял непредсказуемый ритм улицы, по каким-то прихотливым законам собственной жизни то внезапно заполняющейся людской толчеёй и автомобильными пробками, то вдруг почти пустеющей посреди часа пик на считанные минуты, чтобы почти сразу же вновь переполниться машинами и людьми. Сейчас как раз был момент необъяснимой мистической паузы в её круговерти, и они все трое легко, ни с кем не столкнувшись и ни от кого не уворачиваясь, прошли эту сторону улицы насквозь, впереди выросли очередные громады домов, утопающих «по колено» в зелени высоких деревьев, и они уже почти достигли ближайшего из домов, когда Третий позади неё вдруг заорал, в финале сорвавшись на не свойственный ему фальцет: 
– ЖЕНЯ!!! 
Он обрушился на неё сзади, обхватывая большими медвежьими руками, и рывком поднял на грудь, начиная бег к повороту за дом, и Женя всем телом почувствовала, когда в него ударила первая пуля и он споткнулся и на миг подломился в коленях, как будто попал ногой в выбоину в земле. 
Этот удар пули свинцовой волной отдался в её костях, вызвав в них странное зудящее ощущение, какое бывает, когда сверлят зуб, затем последовал ещё удар, и Третий снова споткнулся, затем ещё и ещё, Третий всё спотыкался и всё бежал, выставив её вперёд, словно собирался куда-то бросить, затем вдруг резко ослабли и размягчились обнимающие её руки, и он начал соскальзывать телом с узкой девичьей спины, выталкивая её горячими ладонями вверх и вперёд и шурша плотной курткой по хрупким угловатым плечам, и тогда Женя встала на ноги, закинула руки за голову и вцепилась ему в воротник. 
Она с силой наклонилась вперёд, накидывая тяжесть обмякшего тела на область трапециевидной мышцы, и побежала мелкими дрожащими шажками, волоча на себе ставшую неподъёмной свинцовую тяжесть и с мучительной болью едва не вскрикивая каждый раз, когда пули ударяли в него сзади опять и опять, тёмно-красные волны застилали её взор при каждом шаге, пряди волос, упавшие со лба, казались языками пламени, обжигающими лицо, и мелкая дрожь непосильного напряжения уже поднималась по немеющим мышцам ног, заливая тягучим жаром пах и низ живота, Женя уже не бежала, а шла, затем она поняла, что и не идёт, а просто падает корпусом вперёд, каждый раз одну за другой подставляя в направлении падения ноги, хрипло дыша и мелко по-стариковски дрожа щеками, а груз на плечах всё давил её книзу, как будто смалывая, сплющивая её вниз, и яркий солнечный мир в тёмно-красном тумане словно раскачивался перед неё всей громадой, каждый раз грозя не удержать равновесие, повернуться, опрокинуться, встать на ребро далёкого, не видного из-за домов горизонта, и ухнуть куда-то вниз вместе с домами и людьми, оставив её одну с Третьим на руках посреди ледяной космической бездны в призрачном свете маленького и лохматого, никого не греющего и ничего не освещающего здесь солнца. 
Она завалилась за поворот, уже почти волоча друга за собой по земле, и сразу, толкнувшись телом назад, привалила его спиной к стене и стала поворачиваться, перехватывая его трясущимися руками, чтобы не дать упасть, но он был слишком тяжёлым, и всё равно она его не удержала – он медленно сполз спиной по стене, сморщинив и собрав брюки в гармошку трением об асфальт и обнажив на волосатой левой голени ножную кобуру с пистолетом внутри, Женя лишь сумела удержать его тяжёлую большую голову, чтобы она не ударилась обо что-нибудь, и, сразу начав нащупывать в потайных карманах своей куртки специальный, компактно упакованный, чтобы не занимал много места, сан-пакет, резким взмахом головы отбросила со лба волосы и взглянула ему в лицо. 
Третий смотрел на неё тусклыми полузакрытыми глазами, склонив голову, словно отдыхая, меж его жёстких обветренных губ запеклась тоненькая полоса крови, похожая на пригубленное красное вино, и Женя, застыв и прекратив движение, тоже некоторое время смотрела на него, тихонько и осторожно баюкая мёртвую голову в руках и не слыша ничего, кроме собственного сиплого дыхания, изнутри кисло шибающего в нос почему-то пороховой гарью. 
Она выдохнула и, обняв Третьего, некоторое время посидела так, ощущая, как колется его отросшая к вечеру жёсткая щетина на щеках. Затем она приподнялась и, обхватив его шею сгибом локтя, осторожно потянула вправо, укладывая под стеной навзничь – ей не хотелось, чтобы он сидел так, скорченный и смявший одежду. Она уложила его руки вдоль туловища, вытянула его ноги и уложила их параллельно, и постаралась оправить его брюки, насколько смогла. И только после всего этого она достала из кармана чистенький носовой платок и развернула его одним взмахом, держа за углы. Некоторое время она опять смотрела в его полузакрытые тусклые глаза, затем осторожно закрыла их, проведя ладошкой сверху вниз. Затем – плавным мягким движением накрыла спокойное лицо платком, и лёгкая батистовая ткань сразу обняла его, обозначив контуры и морщины. 
Всё! Последнее крохотное мгновение случайной паузы, отсчитываемой на её внутреннем хронометре, чуть слышно звякнуло, свалившись в Вечность через узкое горлышко Настоящего, и Женя вытянула пистолет из ножной кобуры Третьего, достала второй пистолет у него из-за пояса, выудила из карманов пару гранат, обойму и коробку патронов. 
Мимоходом проверив, с ней ли её верный пистолет в её собственной ножной кобуре, она выпрыгнула в полный рост одним движением и прижалась спиной к стене рядом с остывающим телом друга. Ей не было нужды сначала выглядывать из-за угла, она и так знала, чувствовала, что те уже перебежали улицу и теперь мчатся за ней вдогон на всех парах, и она подождала ещё немного, чтобы подпустить их поближе, и лишь затем одним прыжком вымахнула им навстречу из-за угла, уже на лету вскидывая обе руки, твёрдо сжимающие рукоятки. 
Они были там. Буквально в двух шагах от выходных отверстий её стволов. И они не успели ни поднять своё оружие, ни прыгнуть, ни качнуться в стороны, ни броситься на землю к тому моменту, когда Женя, едва приземлившись фасом к ним на чуть расставленные ноги, сразу с двух рук открыла прицельный огонь, ориентируясь не столько на мечущиеся перед ней фигурки, сколько на потоки ненависти, отчаяния, ужаса и злобы, истекающие из них в её сторону похоже на зловонный, нервно тревожащий её тонкие ноздри запах. 
Они все кончились вместе с патронами в её магазинах. Только было она собралась, отсчитав последние выстрелы и дождавшись, когда лязгнут затворы, обнажая стволы, прыгнуть обратно в укрытие, закинуть сюда к ним гранату и рвануть через дворы, на ходу перезаряжая оружие, как вдруг стало ясно, что никакой необходимости в этом нет – они все были мертвы и валялись повсюду, словно разбросанные в чужой детской нелепые, изломанные и брошенные за ненадобностью куклы в мятых пыльных одеждах. Улица была пуста. Ни одно бледное лицо не виделось в чёрных, непроницаемых зенках окон. Вечерний ветер мирно шумел листвой. Пороховой дым частично оседал, частично медленно рассеивался в воздухе. 
Женя всхлипнула и долю мгновения постояла, прочёсывая взглядом сухих глаз окрестности в поисках чего-нибудь настораживающего и, наконец, побежала через двор, на ходу меняя в рукоятках обоймы, и когда это было сделано, мельком взглянула на наручные часы, чтобы удостовериться, что всё в порядке, что часы целы и что встроенный маячок исправно мигает крохотной точкой, посылая в Контору сигналы о её местонахождении, а значит помощь обязательно придёт. 
Ну? Где же кавалерия, Маник-Пенник? 
Долговязую патлатую фигуру, скрючившуюся за скамейкой, она срисовала боковым зрением и снова прислушалась к своему ощущению времени – похоже, у неё ещё оставалось несколько секунд в запасе для того, чтобы закрыть ещё один вопрос. 
Она подошла к нему вплотную, пацан выпрямился в полный рост, и теперь она смотрела на него снизу вверх. Она так постояла вплотную к нему, ничего не говоря, затем осторожно поправила его всклокоченные волосы, заведя самую длинную прядь за ухо, чтобы не закрывала глаза. 
– Позвони мне как-нибудь, – тихо попросила она и осторожно сунула ему в карман грязных джинс свою визитку с честно выглядящими надписями «Фирма «Этуаль» и «Петрова Марина Анатольевна, менеджер по персоналу». И с длинным номером одного из её сотовых телефонов. 
«Девятка» вылетела на улицу в тот же самый момент, когда она выбежала из дворов – только было она ступила на тротуар, как послышался близкий визг колёс, и Женя инстинктивно дёрнулась назад, схватившись за пистолет, но знакомая машина уже летела к ней, торопливо мигая фарами и на ходу распахивая заднюю дверцу, она чуть притормозила рядом с ней так, что Женя легко запрыгнула внутрь и успела спросить: 
– А ваш четвёртый? 
И оперативник у противоположной дверцы, вручая ей короткоствольный городской автомат, лишь коротко качнул головой в знак отрицания, когда машина с воем покрышек снова рванулась вперёд. 
За ними из-за поворота вывернуло сразу несколько машин и, наращивая скорость устремились вдогон, разворачиваясь цепью на все полосы движения, их «девятка» с воплем клаксона проскочила перекрёсток на красный свет, мирно идущие с перпендикулярных направлений в обе стороны автомобили завихлялись, пытаясь избежать столкновения, но они уже были в нескольких метрах впереди и вся эта возня не имела к ним отношения, и грохот одной из тачек преследователей, влепившихся прямо в бок белому мини-вэну, прозвучал музыкой в их ушах, и тут же музыка повторилась, когда вторая из тачек влетела в задницу первой, Женя оглянулась и увидела, что висящих у них на хвосте автомобилей осталось всего два – они разошлись, как лезвия ножниц, начиная обгонять их с двух сторон, и Женя успела удивиться, почему их-то собственный водитель не прибавляет газ, за секунду до того, как тот спросил ровным голосом, левой рукой продолжая удерживать руль и одновременно устанавливая правой рукой на ребре полностью опущенного рядом с ним окна короткий автоматный ствол, так, чтобы он не сильно высовывался на улицу, привлекая к себе ненужное внимание посторонних и непосторонних: 
– «Одиссею капитана Блада» все читали? 
Женя сразу поняла. 
– Я читала, – подтвердила она и тоже положила автомат на оконное ребро со своей стороны, тоже не высовывая выходное отверстие слишком далеко. 
Оставшиеся два пассажира уже давно заняли точно такую же позицию и теперь терпеливо ждали, удерживая указательные пальцы на курках. 
Сверкающие хромом рыла преследующих автомобилей приблизились с огромной скоростью, словно вырастая в заднем стекле, словно нависая над ними, как горы, хотя по размерам были ничуть не больше «девятки», вот они обе резко рванули в стороны, обходя «девятку» с двух сторон, и Женя увидела торчащие из боковых окон автоматные стволы, и тут их водитель ударил по тормозам. 
«Девятка» с визгом пошла юзом, завиляла и закачалась её задняя часть, преследователи проскочили одновременно с обеих сторон и пролетели вперёд, словно серые расплывчатые торпеды, и следующий миг из под их колёс взвился сизый дым, когда они тоже стали притормаживать, стало видно, как люди в салонах в растерянности завертели головами, втаскивая автоматные стволы обратно и пытаясь целиться в них через задние стёкла, и тогда водитель «девятки» рванул машину вперёд. 
Они юрко проскользнули в узкий просвет между вражескими автомобилями, шофёр вновь начал притормаживать, удерживая машину точно посередине между ними, Женя мельком взглянула в вытаращенные глаза одного из выродков, теперь находящегося от неё на расстоянии вытянутой руки и дрожащими руками пытающегося вновь просунуть автоматный ствол в окно, и в этот момент их «девятка» словно взорвалась в обе стороны шквальным автоматным огнём. 
Женя словно по наитию начала стрелять одновременно со всеми, и со всё такого же близкого расстояния было ясно видно, как под ударом короткой автоматной очереди голова, суетливо мельтешившая в окне, лопнула, словно перезрелый арбуз, разбросав красные ошмётки мозга и белое крошево костей по всему салону, Женя, через равные промежутки времени продолжая коротко придавливать спусковой крючок, перевела ствол чуть правее, и очередная очередь попала в выблядка, сидевшего у противоположной дверцы и уже успевшего поднять своё оружие, кучный веер пуль разворотил ему горло и отшвырнул к дверце, Женя тут же сдвинула ствол влево, в сторону сидящих впереди, но тут же увидела, что всё кончено, и что те уже валятся, расхлёстанные пулями в кровавые лохмотья, в разные стороны, как манекены, и в этот момент их водитель дал газ и вырвал машину вперёд как раз в тот момент, когда обе преследовавшие их тачки изменили направление движения, начали заезжать носами внутрь дороги и поворачиваться навстречу друг другу совершенно синхронно, словно в зеркалах. 
Машина оперативников промчалась вперёд метров сто, когда сзади раздались грохот столкновения, лязг завертевшихся на месте автомобилей и затем один за другим два хлопающих звука взрыва и Женя наконец-то смогла перевести дух, расслабив руки и плечи. 
– Про кавалерию ничего не слышно? – спросила она в пространство, не обращаясь к кому-либо персонально, придавила рычаг под опустевшим магазином, выдернула его и тут же вогнала на его место полный, достав его из кармашка в бархатном чехле переднего сиденья. 
– На подходе, – тоже неторопливо меняя в автомате магазин, хмуро ответил командир группы, сидевший рядом с ней. – Объективного времени-то немного прошло, это нам в горячке кажется, что кувыркаемся целую вечность. 
– Вертолётам пора бы долететь, – с сомнением прокомментировала Женя. – Ладно машины могут быть и в пробках, но вертолёты-то… 
Её собеседник помолчал. 
– Один вертолёт подбили снизу, – осторожно объяснил он. – Остальным пришлось пойти в облёт, чтобы тоже не попасть под ракету. 
Женя ничуть не удивилась. Груз, что она сейчас несла в голове, был настолько пугающим, что совершенно не приходилось удивляться тем беспрецедентным мерам, которые предприняли их враги. Остановить Женю Бондареву любой ценой – ей казалось, эти слова огненными буквами начертаны прямо перед ними, плавно колыхаясь в тревожном изменчивом воздухе. 
Машина неслась по дороге, перескакивая с полосы на полосу, подрезая, ныряя, проскакивая, временами яростно сигналя и то и дело бросая пассажиров по салону то в одну, то в другую сторону на виражах. 
Женя напряжённо размышляла. 
– Можно попробовать… – начала она, сморщив лоб и снова поворачивая голову к командиру. 
Её швырнуло прямо на него, когда «девятка» резко заложила вираж вправо и на огромной скорости пересекла проезжую часть всем наперерез, и она, уже падая боком, увидела идеально прямую линию пулевых отверстий с потрескавшимися краями в лобовом стекле. 
– Мы уже почти у метро! – заорал командир, одной рукой поддержав её под локоть и другой уперев откидной приклад автомата себе в плечо. – Давай туда! 
Завизжали тормоза и машина опять на миг завиляла, затем её бросило боком вперёд и она встала, уткнувшись колёсами в высокий бордюр. 
Женя вывалилась из машины одновременно со всеми – сразу вниз, как учили, правым плечом на асфальт. 
– Трещотку не беру! – крикнула она, переворачиваясь через спину, чтобы погасить удар от падения. – Тяжёлый! Пользуйтесь! – последнее слово заглушил грохот очередей сразу трёх автоматов, прикрывающих её отход. 
Она, продолжив инерционное движение переворота, выпрыгнула на ноги, перескочила низенький железный заборчик, отделяющий тротуар от узкой травянистой полосы возле проезжей части, и, низко пригибаясь, сразу метнулась опять во дворы, срезая угол. 
Несколько пуль с шорохом вспороли воздух над её головой, Женя на бегу экономно повернула голову влево, одновременно выдёргивая из-за пояса ствол, уловила неясное движение тёмной сжавшийся за древесным стволом фигуры и выстрелила – не целясь, просто всей душой прочувствовав траекторию, необходимую пуле, чтобы попасть объекту прямо в лоб – из его черепа алой полосой выплеснулся мозг, объект отлетел назад и остался там лежать, картинно раскинув руки, как при невинной детской игре в войнушку между нашими и ненашими.

Женя с разбегу перемахнула сразу две стоящие рядом посреди двора скамейки, пронеслась через двор в стремительно густеющих после захода солнца сумерках, выскочила в следующий двор, каким-то внутренним зрением уловила суетливые нырки и приседания на противоположной стороне двора и, не снижая скорости, вскинула пистолет на уровень глаз, оттопыривая мизинец, как старая алкоголичка со стаканом в руке. Она выстрелила несколько раз аккуратно и прицельно, экономно расходуя патроны, тут же добежала до этого места, перепрыгнула подряд некоторые из ещё тёплых трупов, снова выбежала из двора, гибкой изящной змейкой проскользила меж бабулек, торгующих всякой всячиной на пятачке возле станции, с разбегу толкнула тяжёлую стеклянную дверь и окунулась в неповторимый столетний запах пыли, электричества, резины и пота, навечно поселившийся в московском метро со дня его открытия. 
Она мельком уловила необычное движение одиноко стоящего чуть в стороне мужчины незапоминающегося вида и прыгнула к нему, уже фиксируя разворачивающиеся, доставая стволы, фигуры в другом конце помещения, Женя на лету поймала поднимающуюся руку с пистолетом в захват, резко повернула чужое потное тело спиной на себя, загородилась им, как щитом и открыла беглый огонь, едва достав пистолет из боковой кобуры, прямо от бедра, как все эти долбаные киношные ковбои, и тут же услышала ответные звуки выстрелов. С многоголосым криком кинулись во все стороны посторонние люди, несколько пуль ударили в её живой щит одновременно и он тут же перестал быть живым, даже раньше, чем выстрелы Жени раскидали в виде трупов тех, кто по нему стрелял, тут прянули в стеклянные двери ещё несколько человек, вытягивая вперёд руки с оружием, ещё несколько пуль с чавканьем погрузились в вязкую плоть, мертвец в её руках уже падал боком, уронив руки вдоль боков, и Женя, падая вместе с ним, успела перевести ствол в направлении новых целей и опять выстрелила несколько раз. 
Она сбросила с себя обмякшее тело, вскочила в полный рост и длинным прыжком, больше напоминающим короткий полёт, прямо с места вымахнула, широко расставив ноги, на движущиеся перила эскалатора, опрокинулась на спину, упираясь локтевыми суставами в перила, передвинула ноги так, чтобы и они лежали на перилах голенями, покрытыми джинсовой тканью, и заскользила вниз на этих четырёх точках, обгоняя равнодушно ползущие под ней чёрные ступеньки со скорченным там и сям фигурками испуганных пассажиров среди разбросанных сумок, лежащих, прикрывая руками головы и пряча под себя детей. 
Женя соскочила с перил внизу, на ходу прокачивая взглядом пустынную станцию, сразу заметила простенького на вид мужика, жавшегося среди прочих испуганных людей, но не так, как они все – тот зыркнул на неё волчьими глазами и сразу вырвал из-за спины руку с пистолетом. 
Он уже поднял ствол почти до уровня её головы, когда Женя ударом ладони справа сломала ему запястье, одновременно отшибив пистолет с линии прицеливания, и той же рукой из внутреннего положения, которую та приняла, наотмашь хватила тыльной стороной до предела расслабленной кисти в середину лба – он не сумел или не успел ни спассировать, ни самортизировать удар, старый добрый русский «шеелом», и Женя, устремляясь к стоящему на ближних путях поезду, направляющемуся в Центр, успела услышать слабый хруст его шейных позвонков, и сразу задвигались, задёргались другие, неразличимые, словно прозрачные, в тусклом воздухе подземелья фигуры, и Жене пришлось заскочить за тумбу с завитушками, упёртую в потолок, и снова открыть огонь, но тут послышалось равнодушное 
– Осторожно, двери закрываются… 
нужный ей поезд тронулся, и она подумала, что ей совсем ни к чему застрять здесь на станции, ввязавшись в перестрелку с численно превосходящим противником, навскидку подстрелила самого резвого, уже бегущего к ней вдоль полосы таких же тумб на противоположной стороне, уловила движение слева, с ходу застрелила и его, и уже рванувшись к поезду, набирающему скорость, сияя ярко освещёнными окнами, поймала на мушку дёрнувшегося ей наперерез ещё одного и, мягко удерживая его под прицелом с поправкой на своё движение, на его движение и на возможные помехи виде этих клятых тумб, улучила момент и придавила собачку. 
Удар пули отшвырнул ретивого умника вбок, освободив ей дорогу, и Женя что есть мочи побежала рядом с последним вагоном неотвратимо втягивающегося в тоннель поезда, всей кожей ощущая, как бросились вслед за ней все эти крысы в человеческом обличье, вокруг неё звонко защёлкали пули о мраморный пол, стены и тумбы, она стиснула зубы, ещё раз обернулась и с ужаснувшей её своей близкостью дистанции влепила настигающему её, поднимая пистолет, шустрому здоровяку в авангарде пулю в переносицу, мигом перевела ствол на движущееся вровень с ней окно поезда, мгновение помешкала, выбирая траекторию полёта пули таким образом, чтобы не зацепить кого-либо из оцепенело таращащихся на неё пассажиров, всё так же, как бараны, торчащих там в полный рост, и выстрелила в стекло. 
Стекло рассыпалось в мелкие сверкающие пластиковые осколки с сухим, еле слышным в грохоте пальбы и вое поезда шорохом, люди внутри вагона наконец-то очнулись и с воплями попадали на пол, прячась под стены и скамейки, Женя ускорила бег, примеряясь к ходу поезда, мельком взглянула вперёд на неотвратимо вырастающую на её пути стену возле полукруглого зева тоннеля, вдохнула, выдохнула, затем вдохнула глубже, чем обычно, и, не став выдыхать, сохраняя воздух внутри лёгких, сделала два прыжка длиннее, чем все предыдущие, и оттолкнувшись обеими ногами одновременно, прыгнула в пустой оконный проём с торчащими по краям осколками головой и правым плечом вперёд. 
Она ударилась плечом о скамейку под окошком, отгибая голову влево, скувыркнулась с неё на испуганно вскрикнувшую женщину на полу, дико заорала на весь вагон: 
– Милиция!!! Всем лежать!!! 
соскальзывая с женщины на пол, и тут же развернулась обратно, поднимая твёрдо выпрямленной рукой ствол в сторону окна, и вовремя – там уже вцепились снаружи в нижнее ребро белые пальцы, красное, разгорячённое погоней лицо замаячило в проёме, и преследователь уже примеривался прыгнуть, когда Женя аккуратно и быстро прицелилась ему в самую середину лба и нажала на курок, его отшвырнуло, закрутив юлой, тут же полукруглые стены тоннеля благословенным объятьем обняли вагон со всех сторон, и все окна залила пахнущая тёплым подземным ветром темнота, и тогда Женя смогла наконец-то выдохнуть воздух из груди. 
Она села на полу, привалившись спиной к скамейке и, хрипло и тяжело дыша открытым пересохшим ртом, первым делом начала перезаряжать пистолет вздрагивающими от напряжения пальцами. 
В использованной обойме ещё оставалось пара-тройка патронов, тем лучше, значит, в стволе патрон тоже есть, можно не тратить время на передёргивание затвора, да и вообще, в хозяйстве всё может пригодиться – она по-куркульски, хозяйственно прибрала не до конца опустевшую обойму в грудной карман с застёжкой-молнией. 
Поезд с ровным воем мчался, ввинчиваясь в подземелье, мимо с огромной скоростью проносились однообразные серые стены, через равные промежутки перечёркнутые сверху донизу толстыми жгутами кабелей, тревожный ароматный ветер врывался в пустой оконный проём, охлаждая горячий женин лоб, и она быстро думала, сжав и сморщинив нежные розовые губы и держа оружие на правом колене, готовая каждую секунду снова пустить его в ход и на всякий случай не упуская из поля зрения никого из присутствующих, пусть даже они вроде не имеют к преследователям никакого отношения, сами напуганные до смерти и больше всего явно желающие не привлекать к себе её смертоносного внимания. 
Так! Что имеется на данный момент в этой самой пресловутой объективной реальности, данной нам в ощущениях, существуя независимо от них? 
Самое положительное то, что, судя по всем признакам, преследователей в поезде нет, здесь в вагоне все лежат вповалку носами вниз, не смея даже пошевелиться, а вагон последний – она успела-таки заскочить в последний вагон, а из тех никто не ожидал от неё такой прыти, так что заранее занять позиции в поезде они и не подумали, уверенные, что сделают её прямо на станции, ещё на подходе, потому-то и гнались за ней так очумело, вдруг поняв – если ей удастся запрыгнуть в поезд, она уйдёт. 
Так и случилось. А значит, у них вариант остался лишь один – начать охоту снова, по её горячим, пахнущим чужой кровью и её порохом следам. А следы ведут в сторону Конторы, куда этот поезд как раз сейчас её и несёт. Значит, им потребуется обогнать поезд на машине, что несложно, это ведь только кажется из-за близко проносящихся назад стен, что вагон несётся с бешеной скоростью, в действительности же он движется гораздо медленнее хорошей тачки с хорошим водилой за рулём, этот хренов вагон, вообще, строго говоря, ползёт, как черепаха, и всем тем шустрикам ничего не стоит успеть через два-три перегона подготовить ей на какой-нибудь очередной станции торжественную встречу… во всех смыслах и, главное, на всех уровнях: в прямом, а не в переносном смысле – и на земле, и на входе, и на эскалаторе, и на самой станции под землей. 
Вот только до следующей станции им поезд не обогнать, как бы медленно он ни тащился – пока поднимутся (или пока свяжутся с верхом и всё разъяснят), пока тачки тронутся, пока выедут на маршрут, пока разгонятся… А прямо там, на следующей станции, у них в резерве никого быть не может, это всё-таки женина страна, это её Россия, здесь она живёт, а не эти полудурки, и армии у них здесь наготове под рукой никогда не было и никогда не будет. 
На первый-то взгляд, их довольно много, но это любая спецслужба в любой стране, если поднимет по очень серьёзной причине всех, поначалу вызовет у оппонентов шок обманчиво безграничными людскими ресурсами, но всё, на что обычно в таких случаях у чужой внедрёнки хватает резервов, в данном случае уже почти исчерпано: перестрелки, погони, опять стрельба… Так дольше продолжаться не может, времени и людей у них уже в обрез, и если они не сделают Женю достаточно быстро, им останется только выходить с поднятыми руками или, как камикадзе, на хрен, по-собачьи дохнуть одному за другим под всё усиливающимся огнём. 
Женя облизнула губы и мрачно сплюнула тягучей жаркой слюной на пол, постаравшись ни на кого не попасть. 
Значит, рисковать и тратить крохотные остатки возможностей на попытку выловить её на следующей же станции, рискуя её там не застать и при этом попасть под перекрёстный огонь российских силовых структур – наши ведь давно уже на ногах и сейчас стремительно заплетают вокруг них невидимые смертельные кружева облавы! – им совершенно не с руки, небольшой резерв времени, который у них оказался в загашнике благодаря фактору внезапности и который они, если подвести предварительные итоги, растратили так бездарно, уже почти на нуле. 
Женя машинально крутила пистолет на указательном пальце то туда, то сюда, опять же как киношный ковбой, вычищенная воронёная сталь при каждом обороте оружия отбрасывала на её нахмуренное лицо тусклые блики. 
А как бы она поступила сейчас по их мнению, в русле их блядской, извращённой, нечеловеческой логики. Хмммм, тут вообще-то всё просто – на её месте они захватили бы поезд и пассажиров взяли в заложники, убивая всех, кто не понравится. У них-то там поезда в подземках имеют сообщающиеся между собой вагоны, что само по себе наводит на мысль о том, что следует пройти в кабину машиниста и упереть ему в затылок ствол, а там – с ветерком помчаться к нужному месту. Не будут же власти улавливать несущийся на полной скорости поезд с сотнями ни в чём не повинных людей в глухой тупик или подрывать его минами на пути. А тот факт, что у нас-то вагоны между собой не сообщаются, тех с такой заманчивой мысли не собьёт – какая, собственно, разница, откуда залезть в кабину машинистов: прямо, с крыши, сбоку или бегом на следующей станции? – коль скоро в их гнилые мозги влезла мысль о захвате поезда, они не будут размышлять над способами, которыми она её реализует. 
Женя перестала крутить на пальце пистолет и лёгким движением перекинула его в левую руку, даже этого не заметив, не важно, какой рукой держать оружие, она всё равно, как граф Атос, одинаково хорошо владеет обеими руками. 
Ну-ссс, и что же все эти умозаключения нам дают? Каковы выводы? 
Не выводы, а вывод, поправила она себя, один-единственный полностью, всецело и абсолютно несомненный вывод – что на следующей станции её уж точно никто не будет ждать, раз уж они предполагают, что поезд теперь несётся в Центр на полной скорости, проезжая все станции без остановок, им ведь теперь так быстро не подготовить ей приём. 
Они теперь постараются проскочить вперёд как можно дальше и постараться либо подстрелить её влёт прямо в кабине проносящегося электровоза, когда она будет проезжать одну из станций, хоть из стрелкового оружия, хоть из гранатомёта, либо заминировать опять же где-то подальше пути, это тоже несложно – незаметно для кого бы то ни было заскочить со станции в тоннель, поставить, например, растяжку, и так же незаметно выскочить назад, к мирно снующим вокруг людям. 
Вой поезда равномерно начал стихать и становиться более низким – поезд ощутимо сбавлял ход, явно подходя к станции, и Женя вскочила на ноги одним пружинистым прыжком. Нагретый ладонью пистолет уютно устроился на своём законном месте в плечевой кобуре. Она мимолётно прошлась по другим местам расположения единиц лёгкого стрелкового оружия, удостоверилась в их наличии, проверила заодно наличие гранат и патронов, и затем помотала головой и поводила вперёд-назад плечами, разминая мышцы. 
Итак, решила она, следующая станция полностью свободна от любых нетерпеливо ожидающих делегаций, а значит – спасибо за приятную компанию и содержательную беседу в дороге, уважаемые попутчики, мне пора выходить. 
И тут же в окна хлынул свет электрических ламп и столбы станции всё медленнее и медленнее замелькали мимо. 
Женя не стала дожидаться полной остановки поезда и изумлённых ахов и охов окружающих. Она вспрыгнула на нижнее ребро оконного проёма, ухватившись рукой за верхний край, примерилась, и легко соскочила вперёд, по ходу движения, пробежала несколько шагов, гася инерцию, и быстро смешалась с толпой, прокладывая путь к ползущему наверх эскалатору. Несколько человек с изумлением проводили её взглядами, но никто не попытался её остановить, а тем более приставать с расспросами, и она благополучно достигла чёрных движущихся ступеней и поплыла вверх, стоя спокойно и не торопя события. 
Ни у выхода, ни на улице её никто не поджидал. Она, не привлекая к себе чьего-либо внимания, проскользнула к стеклянным дверям, исподлобья поглядывая во все стороны, перебежала проезжую часть и быстрым шагом спешащей по своим будничным делам горожанки двинулась в толпе пешеходов по мостовой. 
И тут же, как по заказу, ожил микро-наушник. 
– Женя, – негромко заговорил Маник-Пенник, – помощь на подходе, ты там ещё немножко продержись. Двигайся спокойно, пока что ты находишься вне зоны их активности, хотя и очень недалеко, да и к тому же как раз между двумя крупными частями их сил. Не рановато слезла с поезда? 
– Нет, – коротко отрезала Женя, не вдаваясь в ненужные объяснения, и подумала, что всё правильно, кое-кто из врагов завяз в позиционной войне на прежних позициях, какая-то часть сорвалась за ней вдогон и проскочила мимо, как она и предполагала, вот и приходится теперь бедной девушке проскальзывать по узкой перемычке между двумя крупными отрядами. 
– Ладно, – покладисто согласился майор. – Имей в виду, у второй группы тоже потери, пока они оборону держат, но если что, до подхода помощи на всякий случай рассчитывай только на себя. 
От этих слов Женя на мгновение закрыла глаза от отчаяния и боли. Последняя фраза означала, что остатки второй группы почти обречены, почти не имеют шансов выйти из перестрелки живыми, и в Конторе их уже не учитывают как фактор в расчётах и планировании дальнейших оперативных действий. 
– Вы слишком рано их списали, – сквозь зубы процедила она. – Я уверена, что вторая бригада ещё сможет существенно повлиять на ситуацию… в момент, когда мы все будем этого меньше всего ожидать. 
– Дай Бог, – осторожно согласился Маник-Пенник. – Я сам хочу этого всем сердцем. Мы, кстати, с её командиром вместе учились в школе ФСБ. Сидели за одной партой на четвёртом курсе. Ладно, до связи. Давай держись, – он помолчал, и Женя уже подумала, что он отключился, когда его голос неожиданно и гораздо более жёстко вновь зазвучал в наушнике: 
– У тебя какая-то очень важная информация, раз они подставили под удар всю свою резидентуру вместе с нашими продавшимися русскими. А значит, капитан Бондарева, выжить любой ценой, по возможности не проявляя никаких чудес героизма и не взирая ни на какие потери. Это приказ! Выполняйте! – и добавил уже своим обычным мягким тоном: – Пока, Женя. Удачи! 
Женя продолжала движение, чувствуя, как у неё онемело лицо. Последняя, если не считать пожелания удачи, сентенция Марика не подразумевала никаких двойных толкований. «Выжить любой ценой» – лицензия на ВСЁ! Включая любые разрушения и любые жертвы, в том числе среди своих и… среди мирного населения. 
Право ни перед чем ни останавливаться, что это ни было и кто бы это ни был. Выжить любой ценой. Женя нервно моргнула. Случайные прохожие, по несчастью оказавшиеся в зоне действия брошенной гранаты. Ни в чём не повинные пешеходы, на свою беду оказавшиеся на пути её автомобиля, если таковой удастся сейчас добыть. Ничего не подозревающие дети, попавшие под шальную пулю, случайно пошедшую не по той траектории и не под тем углом. Всё это и многое, многое другое входит в «любую цену» – в счёт, по которому ей никогда не придётся расплачиваться ни перед кем… если не считать Господа Бога и собственную совесть. 
Она шла по улице, всё ускоряя шаг и жадно вдыхая в себя прохладный вечерний – нет, уже ночной – воздух, она почти бежала, словно стремилась вырваться куда-нибудь на безлюдное место, где не будет всех вот этих спешащих по своим делам людей, перед которыми она в ужасе клонила голову, не смея поднять на них свой преступный взор, которые уже словно всё знали и уже словно смотрели на неё суровыми осуждающими глазами без прощения и снисхождения – они шли навстречу ей рядами и колоннами, без обычных улыбок и разговоров, с мёртвенно бледными лицами в белёсом свете зажёгшихся фонарей, и их строгие, вопрошающие белые глаза отливали кровавыми бликами и смотрели на неё в упор, не мигая и ожидая ответа, Женя уже незаметно для себя сместилась вбок, к самой кромке тротуара, теперь она шла, прижимаясь к стенам домов и горбясь под невыносимой тяжестью этих взглядов, суетливо ища, как заразная чумная крыса, щёлочку, куда она могла бы нырнуть, где могла бы спрятаться, затаиться, скрыться навечно от беспощадного людского и Божьего суда, где могла бы закончить свои дни, весь остаток жизни хоронясь в чревах дренажных труб и затхлых подвалов, не смея выходить к людям на свет, как не смеют выходить к ним палачи и прокажённые, не смея вернуться обратно в тепло и свет нормальной человеческой жизни, не смея переступить обратно ледяную черту, навек отделившую её от них, навеки запершую её в сплошном, стоячем чёрном пространстве мёртвого безлюдного мира, откуда нормальные человеческие лица видны лишь сквозь адскую, искажающую их черты призму бесконечности, откуда невозможно докричаться до близких и друзей, откуда никогда не доносится к людям, на их счастье, ни один звук. 
Ну, наконец-то маленький тёмный переулок – наверное, пристанище отщепенцев, бродяг, выродков и нелюдей, таких, как она. 
Женя торопливо вильнула за угол, воровато оглядываясь на снующих туда-сюда по оставленной позади ярко освещённой улице прохожих, и погрузилась, как в трясину, в тугую, безмолвную тьму. Теперь она смогла перевести дух, прячась на корточках за мусорным баком возле выщербленной, замшелой стены. 
– Значит, «любые потери»? – затягивая гласные и почему-то нажимая на бу

ву «р», провыла-прорычала она в темноту и с чуткостью ночной гиены опасливо оглянулась вокруг, втягивая голову в плечи. – Не дождётесь, бля! 
– Женя!!! – вдруг заорал в её ухе ещё чей-то голос. – Женя, откликнись!!! Женя, выходи на связь!!! 
Господи, ну кому опять нужна Женя? Чего вы все к Жене пристали? Что вам всем от Жени надо? Оставьте же вы все Женю в покое! 
– Женя!!! – продолжал надрываться голос. – Женя!!! Женя, ответь!!! Женя, если ты меня слышишь, учти, тут все они сорвались куда-то, прекратив со мной перестрелку. Они, наверняка кинулись тебя искать, раз ты пробилась сквозь тех, кто был у тебя на пути, и ушла от тех, кто был у тебя на хвосте. Если начнут прочёсывать дворы всеми оставшимися силами, вполне смогут тебя и вычислить, так что ускорь движение, Женя, не дай им себя настичь. 
Какой умник. Ты ещё всего не знаешь, цицерон – например, того, что те, кто был у неё на пути и те, кто был у неё на хвосте, не нашли её где искали – на последующих станциях – а значит, будут прочёсывать примерный ареал её движения с противоположной стороны, навстречу тем, кто будет прочёсывать его со стороны этой, а поскольку перемычка между ними невелика, то они её обязательно вычислят и постараются соединиться, взяв её в окружение, там профессионалы, цицерон, для них плёвое дело вынюхать человечка, сколько бы он ни прятался за мусорным баком среди крысиных объедков и засохшего человеческого дерьма. 
И тогда у них в руках будет полная и окончательная победа, и добровольные жертвы все тех, кто остался погибать позади, прикрывая её отход, окажутся напрасны, тогда никто в Конторе не узнает о том жутком, нечеловеческом плане, который они начали реализовывать в России и о котором пока что догадалась лишь Женя одна, и тогда их план будет реализован, и тогда… России конец. В самом прямом, физичеком смысле, без всяких войн, атомных бомбардировок, стрельбы и вторжений России конец, Россия будет обречена, её окончательная гибель станет лишь вопросом времени – не такого уж продолжительного времени, времени, достаточного лишь для того, чтоб вырастить одно поколение. Всего одно!!! 
Женя устало закрыла глаза, и сразу навалился на неё непроницаемым одеялом короткий, душный сон, резко ударил в лицо обжигающий морской бриз, перед её внутренним взором взметнулись гладким расплавленным стеклом тяжёлые чёрные валы океана, далёкий флаг над стройными рядами отдающих честь моряков забился, заплескался под потоком ветра холодным бело-голубым пламенем, словно танцуя под еле слышный отсюда гордый бравурный марш, с рёвом вздулись возле стальных корабельных бортов буруны, впуская в чрево корабля солёную океанскую воду, и начищенная до нестерпимого блеска медь крайней справа в оркестре, изогнутой, как улитка, трубы геликон, отразил в женины очи ослепляющий солнечный луч, заставив её зажмуриться, словно от боли… 
– Как давно они за мной пошли? – спросила Женя и встала в полный рост, как распрямившаяся пружина. 

Она бежала по тёмным улицам, дворам, переулкам и аллейкам, ровно и размеренно дыша, держа руку на пистолетной рукоятке за поясом впереди, хоронясь в провалах чёрных теней, скрывающих её от беспощадного света ярких ламп. Свежий ночной запах зелёных лесных массивов и цветов втягивался в её лёгкие, возвращая ясность мышления и пробуждая прежнюю энергию, и сердце стучало ровно и мощно, исправно нагнетая мышцы кровью и кислородом. Она бежала в спокойной, рассчитанном темпе, экономя силы и дыхание, но не позволяя себе расслабиться, как на марш-броске, стремясь покрыть как можно большее расстояние до цели, прежде её возьмут в оборот в обоих смыслах: в прямом и в переносном. До решающей схватки по словам недавнего собеседника, командира бригады Бис, оставалось совсем немного, но и он, конечно же, бросив изрешеченную машину, в точно таком же хорошем, размеренном профессионально поставленном темпе бежал к ней на помощь, тоже удерживая руку на кобуре, и всё ближе были группы поддержки, тоже готовые с ходу вступить в бой. 
И всё равно – Женя это знала – первый удар объединённых сил врага ей придётся принять на себя в одиночку и в одиночку придётся продержаться до подхода помощи, до которой не продержаться никак нельзя, а значит – ей придётся продержаться, придётся и всё! Она это знала и спокойно собирала в комок остатки сил, накачивая сердце, плоть и мозг кислородом и адреналином, крайне необходимыми ей сейчас в конце долгого и трудного пути, залитого её потом и кровью врагов. 
Она бежала, как летела, смутным беззвучным призраком, то обманчиво проявляющимся в ярких полосах света, то исчезающим в непроницаемых тенях, спокойно и глубоко дыша по обычному счёту: три шага – вдох, четвёртый шаг – выдох. До цели оставалось совсем немножко, оставалось буквально чуть-чуть, и всё, что требовалось для окончательного победного результата – продержаться до подхода помощи и вместе с ней пройти сквозь полчища врагов, и она знала, что пройдёт сквозь эти полчища, потому что не пройти было нельзя. 
Женя вбежала уже в десятый или двадцатый двор, когда они наконец появились, и она невольно вздохнула с облегчением, это проклятое ожидание схватки и необходимость напряжённо и чутко вслушиваться и вглядываться в окружающую темноту, выматывали её, высасывая энергию и силы, теперь же этой проблемы не существовало – вот они встретились лицом к лицу и можно не зыркать глазами по попадающимся навстречу тёмным провалам меж домов, осталось только драться, а это было легче, чем красться, как бездомная кошка по непроницаемым теням. 
Они шли её навстречу цепью, строго по науке прочёсывая территорию, и она заметила их первой, что дало ей преимущество и крохотный шанс проскочить первую цепь быстро и легко – она, не снижая темпа бега, одну за другой бросила в них три гранаты: в центр и на фланги, и тут же выхватила два пистолета, пока гранаты ещё были в воздухе, так что сразу после тройного близкого взрыва смогла открыть огонь с обеих рук, на полной скорости продолжая бежать вперёд. 
Ей всё удалось. Никто с той стороны не успел даже опомниться, а уже гулко ударили подряд три взрыва, мучительно закричали исхлёстанные осколками умирающие люди, и тут же неторопливо, прицельно захлопали пистолеты в её руках, и через миг всё было кончено, она, словно ветер, пронеслась мимо раскоряченных, частично неподвижных, частично бьющихся в конвульсиях тел, нырнула в следующий двор и увеличила было скорость, но здесь эффект неожиданности ей не удался – в следующей цепи людишки оказались не глухими, и вот уже послышались впереди неразборчивые яростные команды, чёрными слизнеобразными сгустками замелькали перед ней в отдалении неуловимые фигурки, и первая автоматная очередь прошелестела для первого раза достаточно высоко над её головой, но тут же ударила вторая, пришедшаяся ей под ноги, и Женя прокомментировала вслух: 
– Перелёт… Недолёт…, – 
метнувшись в сторону под защиту нескольких гаражей. 
Она рыбкой проскользнула сквозь узкий межгаражный проход, выскочила с другой стороны, двумя выстрелами подшибла двоих кинувшихся к ней, паля почём зря на бегу, шустриков, 
зигзагами, уворачиваясь от яростного шквального огня с левой стороны, где ей удалось оставить основную часть цепи, перескочила освещённое пространство, слегка подпрыгнула, туго поджимая ногу и затем, резко выпрямив её с колена, угодила носком кроссовки по сонной артерии невесть откуда тут взявшегося человечка, на лету, уже приземляясь, выхватила автомат из его мёртвых рук и с оборота хватила длинной очередью веером по оставшимся сзади – вновь раздались крики умирающих, чужие пули защелкали по стенам возле неё, она вновь, не прекращая движения, ударила в ответ несколькими короткими очередями, чтобы их слегка угомонить, с наслаждением слушая знакомую звонкую песню разлетающихся по асфальту отработанных гильз, и автоматный затвор сухо щёлкнул, израсходовав последний патрон. 
Женя сделала глубокий вдох, сбрасывая тяжёлое тело автомата с уставших рук, снова выдернула из-за пояса два своих пистолета и побежала, огрызаясь назад расчётливым одиночным огнём, вправо по косой линии, где, по её расчётам, кончалась вражеская цепь – ведь не могли же они, в самом деле, в чужом городе, в чужой стране, на её Родине растянуть её так далеко. 
Она выбежала на свободное пространство, заслонённое от выстрелов преследователей торцом очередного дома, и, каким-то звериным чутьём уловив резко замерцавшие впереди огоньки, бросилась ничком на землю, уходя от прянувших в ней стайки раскалённых кусочков металла, тут же перекатилась вбок, к шершавому стволу дерева с толстыми корнями, уходящими в почву, и затаилась среди этих корней, вжимаясь в землю и приподнимая голову, чтобы уяснить себе изменившуюся тактическую ситуацию. 
Уяснять особо было нечего. Сзади были враги, которые вот-вот выбегут следом за ней из-за дома, спереди были враги, прижимающие её к земле плотным непрерывным огнём, и всё обозримое пространство вокруг неё простреливалось ими насквозь. Это было окружение, классическая западня, не имеющая никакого выхода. Женя покрутила головой, быстро анализируя оставшиеся возможности. Можно попробовать пойти на прорыв обратно, где её, вообще-то, уже скорее всего не ждут – к тому же они сейчас мчатся следом за ней на всех парах, и, неожиданно, как тень отца Гамлета, появившись перед ними, она может вновь попытаться использовать фактор внезапности, тем более теперь это будет бой на очень короткой дистанции, дистанции стрельбы в упор, всегда и неизбежно переходящей в дистанцию прямого рукопашного контакта, в каковой форме научной дискуссии она всегда умела выдвигать со своей стороны чрезвычайно убедительные аргументы, и Женя приготовилась поступить именно так. 
Она достала предпоследнюю гранату и взглядом измерила расстояние до тех, что были впереди, поливая её бешеным беспорядочным огнём. Следовало их слегка охолонуть перед броском обратно, чтобы они не палили ей в спину. Она зацепила большим пальцем металлическое кольцо и слегка приподнялась на коленях и одном локте, вытянув руку с гранатой вдоль бедра, чтобы размах был побольше.. 
Сначала ей показалось, что ей что-то попало в глаз, на миг загустив плотнее, чем все остальные, далёкую тень у противоположного торца здания. Затем она подумала, что это, наверное, ветки деревьев качнулись под ветром, уплотнив мглу и создав иллюзию едва уловимого движения в её глубине. А затем она увидела совершенно ясно, как бежит к ним последний из тех, с кем она совсем недавно и так давно вылетела из здания на Лубянке по Готовности Ноль – он бежал как будто в замедленной съёмке, страшно медленно и плавно выбрасывая вперёд ноги, и так же плавно и медленно развевались в такт бегу за его спиной полы непритязательного пиджака, вот он на миг исчез из вида, нырнув в очередной участок затемнения, вот снова появился в поле видимости, и теперь он вытягивал вперёд параллельно друг другу обе жёстко выпрямленные руки с зажатыми небольшими предметами, плохо различимыми в изменчивом, искажающемся под ночным ветром свете нечастых фонарей, Женя на всякий случай моргнула, чтобы уж до конца исключить возможность соринки в глазу или мимолётной галлюцинации, связанной с первыми симптомами боевой усталости, но в этот момент небольшие предметы в его руках неярко заблистали быстрыми, размеренными вспышками, и Женя поняла, что командир второй группы открыл огонь. 
Внезапный беглый прицельный огонь с тыла произвёл на линию врагов ошеломляющее впечатление и дал ошеломляющие результаты. 
Расчётливые и меткие, несмотря на то, что производились с движущейся базы, выстрелы хладнокровного, несуетливого профессионала за считанные секунды буквально ополовинили кучкующуюся за деревьями и кустами группу и внесли в её ряды сумятицу и неразбериху. Раздались крики и стоны раненых и умирающих, линия нападающих изогнулась, исказилась, бугрясь бросившимися бежать боевиками, и внезапно смялась в мешанину из мёртвых, умирающих и живых, беспорядочно и неприцельно палящих во все стороны, явно не успев понять, откуда на них обрушился непрерывный ритмичный огонь, методично и беспощадно выкашивающий их ряды, в каковое благое дело Женя тоже не преминула внести свою лепту, мигом разжав рычаг гранаты и так и не потянув кольцо, и уже одновременно с этим начав стрелять с левой руки, закинула гранату обратно в специальный внутренний карман куртки, тут же выхватила этой же, правой, рукой ещё один пистолет и в следующий миг его низкий гортанный рёв присоединился к грохоту её пистолета в левой, существенно усилив и без того адскую какофонию вмиг ставшего суматошным и беспорядочным боя, враги завертелись на месте, падая в предсмертной агонии один за другим, и тут неостановимо несущийся а них в атаку оперативник оказался в непосредственной близости, он выпустил из рук разряженные пистолеты и заорал яростным голосом, легко перекрывшим невероятный шум и отчётливым эхом заметавшимся среди домов: 
– Женя!!! Давай!!! 
и выпрыгнул, словно взлетел, в воздух, вперёд-вверх под грамотным, хорошо просчитанным углом в 45 градусов, разворачиваясь в воздухе ногами вперёд, и в следующий миг приземлился в самом центре вражеской толпы, на лету подбив пятками сразу двоих, и тут же, как вентилятор, завертелся, заработал руками и ногами во все стороны, сокрушая окружающих его ненавистных ублюдков с такой скоростью, что на миг показался Жене похожим на многорукого бога Шиву, у которого за время, прошедшее с того момента, когда она его видела последний раз, успели отрасти ещё и много ног. 
Женя, на лету снова выхватывая из кармана предпоследнюю гранату и сдёргивая кольцо, скакнула на миг обратно к углу, из-за которого вот-вот должны были появиться боевики предыдущей линии преследователей, забросила её, не прилагая особого усилия, учитывая, что те уже вот-вот должны достичь с той стороны поворота, низом вдоль земли в близлежащую часть пройденного двора и кинулась в сторону рукопашной схватки на прорыв, сопровождаемая близким гулким грохотом взрыва за спиной. 
Она неслась вперёд длинными пружинистыми прыжками, как преследующий добычу гепард, пригибаясь на случай внезапного обстрела, с лёгкостью перелетая все оказывающиеся на пути скамейки, песочницы и столы и попутно ведя аккуратный прицельный одиночный огонь в самую гущу битвы, выщёлкивая врагов одного за другим, чтобы успеть помочь, пока она ещё здесь, погибающему за неё в страшном рукопашном бою другу хоть немножко, она промчалась мимо в метрах десяти от ого места, где он яростно метался, похожий на какую-то неуловимую расплывчатую тень порхающего ночного мотылька, и на её глаза вдруг навернулись горячие, обжигающие, как кислота, беспомощные слёзы, и она стряхнула их, яростно мотнув головой, когда уже оставила раскалённое поле битвы позади. 
И тогда Женя резко снизила темп. 
- Так дело не пойдёт, - сказала на сама себе вполголоса и, неспешно закурив, побрела неторопливой походкой человека, которому есть над чем подумать. 
Думала она недолго, все было очень просто – у неё теперь не осталось поддержки, она одна. А это означает, что ни сзаду, ни спереду ей больше никто не подскажет, что и как, а исключением Маника-Пенника, который на своём мониторе не может видеть всего просто потому, что ВСЁ не могут видеть ни камеры, ни спутники, а значит человечки, тем более знающие, что в наших танцах к чему, всегда, как крысы, найдут укромные местечки, чтобы заховаться в засаде, и укромные тропки, чтобы пропустить её вперёд и радостным сюрпризом подобраться к ней со спины. Все эти укромные местечки и укромные тропки Женя знала наизусть по всей Москве, но проблема заключалась в том, именно в той части, в которую она сейчас вступает, в старой Москве с её бесконечными «памятниками», как говорят, «архитектуры», а по сути старенькими домами, наляпанными так и сяк, таких местечек и тропочек слишком много и все, что называется, разнонаправленные, то бишь, как ни вертись, а всё равно подставишь кому-то нежную симпатичную попу. Требовалось уяснить тактику и стратегию движения противника, а уж в русле неё определить все эти долбанные местечки и тропочки, где её и будут поджидать, ибо согласно тихо ненавидимому Женей в школе ФСБ курсу тактики и стратегии передвижения боевых подразделений в городе, ежли двигаешься вот так, то местечки и тропочки можешь использовать лишь эти, но не в коем случае не те, а ежли двигаешься вот эдак, то с точностью до наоборот, местечки и тропочки можешь использовать лишь те, но ни в коем случае не эти. А узнать эту долбанную тактику и стратегию движения противника возможно лишь у самого противника, и узнать возможно лишь одним способом – с противником потолковав. 
А значит, Жене срочно требуется противник. 
Требуется «язык». 
И словно в ответ на её нескромные девичьи мечты из-за угла навстречу вывернули две заблудшие машинки. 
«Либо ёбнулись, либо в русле тактики и стратегии разбились на «двойки»… вот так тактика!, вот так стратегия!, прости, Господи, не уважают старушку Женю… камикадзе, бля», - радостно прокомментировала сей факт Женя и, привесив к губе дымящуюся сигарету, выстрелила несколько раз. 
Не очень торопливо она пошла к приткнувшимся под разными углами в разные стороны тачкам, не спуская глаз с шевелящейся в салоне одной из них тёмной фигуры оставленного ею до поры до времени в живых. Тот ёрзал и ворочался в глубине, вот распахнулась дверца, он вполне грамотно вывалился из машины боком на землю и из данной позиции попытался сразу же её запулять. Женя выстрелила ещё два раза. Оба пистолета, один за другим, с визгом вылетели из рук оппонента, он вскочил на ноги, принял боевую стойку, и Женя, не спеша зачехлив оружие, вынула сигарету изо рта и, стряхнув наманикюренным ногтем столбик пепла, сделала глубокую затяжку. 
Когда он пошёл на неё в атаку, Женя даже растерялась, увидев, какую чушь дяденька вытворяет –просто и без затей он начал вопить «кья» и при каждом выкрике дубасить её боковыми левыми со всех ног и со всех локтей: скучными, нудными, детскими, неимоверно глупыми. 
«Пехота, однако, сэр», - на чистом чукотско-английском озадачилась Женя и, пыхтя сигаретой, для интересу немножко походила туда сюда среди яростно мельтешащих конечностей – в конце концов, может молодая симпатичная девушка позволить себе покапризничать? Впрочем, ей это быстро надоело, да и времени в запасе было не вагон, так что Женя затянулась в последний раз, щелчком пульнула в сторону окурок – воспитанные девочки не бросают окурки, стаканы и использованные презервативы прямо себе под ноги, правда, мама? – и, пройдя между взлетающих рук-ног к корпусу гражданина, слегка треснула его большим пальцем правой руки по левому яйцу, указательным пальцем левой аккуратно, чтоб не окочурился от болевого шока, пощекотала ему болевую точку в мордочке, и когда тот с перехваченным дыханием начал оседать на землю, мигом заскочила за спину, бережно подхватила под мышки и, что твоя вампирша, возжелавшая полакомиться, поволокла в ближайшую тень. 
- В общем так, дядя, - интимно понизив голос, когда гражданин наконец-то смог выдохнуть и вдохнуть, начала она беседу, - у меня есть любимое с детства развлечение: заводишь пальчик дяде за глазное яблоко и аккуратно, чтобы не поцарапать, вываливаешь его наружу, оставив висеть на этих, как их?, в общем, каких-то жилках. Затем ту же процедуру осуществляешь в отношении второго глаза, а больше никаких глаз у человека нет, их только два, ты не знал? Оба глаза целы, нервы и жилки, на которых они раскачиваются, не повреждены, так что глаза, вообще-то, видят, но какое мельтешение у дяди в мозгу, представляешь? Так уморительно бывает смотреть, как дядю, пытающегося идти, колбасит из стороны в сторону. Жаль, что удовольствие непродолжительное, они почему-то довольно быстро начинают хрипеть и дают дуба, странно, да?, ты не знаешь, почему? 
Всю эту ахинею Женя (надо же было как-то начинать разговор) придумала только что – просто чтобы было повеселее, поскольку данное враньё не имело никакого значения, она даже не знала, возможно ли, вообще, практически, вытащить глаз из глазницы, его не повредив, и будет ли он в этом случае видеть, и даст ли дуба при оном сюжете пациент, всё это, как уже было сказано, не имело ни малейшего значения, а имело значение то, что и она, и, самое главное, сидящий перед ней на земле хрипло дышащий пациент твёрдо знали другое – ему ПРИДЁТССЯ заговорить, и упражняться в вытаскивании глаз из глазниц для этого необязательно, найдутся и более банальные, и более болезненные методы развязать объекту язык – много методов, альтернативой чему, как они опять же оба знали, Женя может предложить ему быструю и лёгкую смерть – без мучений! – в случае, если он будет хорошим, послушным мальчиком и будет слушаться мамочку, заботливую функцию которой, так уж сложилось, теперь исполняла Женя
Женя достала из пачки ещё одну сигарету. 
- Дай закурить, - мрачно пробормотал оппонент. 
- Везёт мене сегодня на курильщиков, - добродушно высказалась Женя, широким жестом протягивая ему открытую пачку, мол, бери, сколько надо, ничего не жалко для друзей, и затем заботливо поднесла огонёк. 
Некоторое время оба молчали, пыхтя дымом. Дядя напряжённо думал, не глядя на девушку, и Женя подумала, что ей повезло – каким бы бараном дядя ни был в рукопашке, а в общем и целом он очевидный профессионал: спокойный, несуетливый, умеющий мыслить, анализировать и, скорее всего, делать правильные выводы и принимать правильные решения. А правильное решение в данной ситуации могло быть только одно, так что Женя гражданина не торопила – пусть осознает и проникнется. Для начала он, конечно, попытается её завербовать. 
- Ты хоть знаешь, во что вляпалась? – начал гражданин. 
Так и есть! 
- Знаю, - улыбнулась Женя одной из лучших своих улыбок. 
- Ведь не пройдёшь. 
- Пройду, - на сей раз Женя пустила в ход уже самую-самую лучшую свою улыбку, перед скромным обаянием которой никогда не мог устоять никто. 
Дядя, однако, устоял. 
- Перейдёшь к нам, останешься живой и станешь богатой. 
- Я согласна, - восторженно завопила Женя, - теперь я ваша навеки вся! Так что давай рассказывай всё как родной, между соратниками и сподвижниками не должно быть секретов. 
Дебатёр помолчал ещё немного. 
- Ты, вообще, кто? – зачем-то спросил он. 
«Последнее желание, - подумала Женя. - Выполним». 
- Меня зовут Женя, - солидно представилась она. – Женя Бондарева. 
- Ваша Россия вас не любит. 
- А мы её? – серьёзно спросила девушка. 
- Детей своих побросали на произвол судьбы. Детдомов понаставили, детских психушек, детских зон… 
Женя напряглась. Собеседник вольно и невольно вдруг подал текст, который её озадачил. Дети? Хм. 
- А что дети? – тем не менее без заминки отпарировала она. - Дети есть дети. Пусть играют. 
- Пусть, - разрешил оппонент и выбросил бычок. – Полезно. И им, и нам, - и он поднял на неё наполненный мукой и отчаянием взгляд. – Поняла? 
Женя абсолютно ничего не поняла, но, помедлив, всё-таки решительно кивнула головой – противнику ни к чему знать, что он сумел загнать её в непонятки. 
Вновь наступила пауза. 
Дядя пошевелился и вздохнул: 
- Я слил тебе главное, но есть ещё кое-что, - больше не глядя на неё, сказал он и, внезапно задрожав голосом, тихо попросил: – Не убивай, Женя. 
Женя с отвердевшим, заледеневшим, как у Снежной Королевы, лицом смотрела на него и напряжённо думала. Пошёл торг, а принципы у любой спецслужбы мира одинаковы и строги – сторговавшись, следует условия контракта строжайшим образом выполнять, иначе в следующий раз не поверят. Но стоит ли его инфа того? Но… на хрен, при чём тут дети? А ведь он назвал это главным. Чувство обеспокоенности и неуверенности саднило у неё в груди. 
Дядя вновь поднял на неё взгляд, и Женя, в упор глядя ему в лицо тёмно-синими лезвиями глаз и лихорадочно соображая, несколько мгновений молчала, забыв о сигарете. Затем решилась. Она медленно, не отводя от него взгляда, чуть приподняла голову и, со стиснутыми зубами поразмыслив ещё немного, слегка опустила её, даже не кивнув, а лишь формально обозначив кивок. Оба знали, что это, как подпись на контракте – что это означает полноценное «да». 
Дядя с видимым облегчением вздохнул и ощутимо расслабился. 
- Дай ещё сигарету, - попросил он уже совсем другим тоном. 
Вновь задымив, он подумал и в нескольких словах изложил: 
- Москва хуйня, тут нет ни хуя, главное - провинция. Все стратегические объекты там. Москва в списке главных целей ядерного удара вообще не значится, только во второстепенном. А, например, Башкирия в главном списке стоит четвёртой, там одних только стратегических ракетно-ядерных баз повышенно секретности немеряно, а ещё нефтепереработка, нефтехимия, стратегически важные железнодорожные, водные и автомобильные пути во все концы страны… ну и так далее. 
В принципе, нетрудно было догадаться, подумала Женя, советские генералы тоже пеклись о себе и были далеко не дураки,, на хрена им было ставить базы по Москве, тем самым, как однажды чётко сформулировал схожую диспозицию сэр Уинстон Черчилль, превращая самих себя в яблочко мишени для вражеских ракет, а значит - кого противнику тут в Москве ракетами лупить – Жириновского, что ли?, так от Москвы не убудет, хоть всю Думу замочи. 
- Значит, ваша деятельность, в основном, осуществляется в провинции, в важных с военно-стратегической точки зрения, регионах? – просто для порядку уточнила, так как уж это-то, в отличие от по-прежнему туманной темы детей, уже было ясно. 
И настала очередь её собеседника слегка повести головой сверху вниз, даже не кивнув, а лишь формально обозначив кивок. 
- Ясссненько, - резюмировала Женя побледневшими губами и, отбросив давно погасший бычок, встала и быстро огляделась. – Давай по движению. 
Когда дядя, опять в нескольких исчерпывающих фразах, как и положено хорошему профессионалу, изложил ей чёткую картину того, как её будут брать в бредень на предмет убиения, Женя не стала прощаться. Она просто повернулась и продолжила свой путь, не оглядываясь и лишь нацепив на нос очки с инфракрасными камерами заднего обзора, чтобы всё-таки не выпускать из виду мрачно докуривающего сигарету оппонента, что было, вообще-то, излишним, поскольку контракт он бы всё равно не нарушил. Профессионал. 
И всё-таки, что это он ей там насчёт детей? 
 

bottom of page